…Воспользовавшись паузой в боевых действиях, я созвал совещание командиров полков и отдельных частей и подразделений, чтобы ознакомить их с предстоящими задачами. Собрались в тени деревьев на опушке леса. С большинством офицеров я встречался впервые, но о многих уже кое-что знал. Знал, что мой заместитель по строевой части полковник Дмитрий Демьянович Воробьев до войны окончил Военную академию РККА им. К. Е. Ворошилова, в бою смел, в обстановке ориентируется толково, грамотно.
Начальник артиллерии полковник Константин Иванович Граховский — участник гражданской войны, старый служака. В мирное время прослушал курс Военно-артиллерийской академии.
За плечами начальника связи инженер-майора Абраме Яковлевича Огуре — Инженерно-техническая академия связи.
Начальник штаба артиллерии подполковник Ф. И. Стефановский окончил три курса артиллерийской академии.
Дивизионный инженер подполковник Федор Иосифовиче Зборовский — в прошлом архитектор, строитель, тоже с высшим образованием.
Хорошее впечатление произвели на меня командир 921-го артполка подполковник Илья Михайлович Яковлев, командир 1203-го стрелкового полка подполковник Герман Дмитриевич Вологдин, командир 1201-го стрелкового полка подполковник Трофим Денисович Жаванник.
Первое знакомство было, конечно, поверхностным. Предстояло еще познать характеры людей, глубже заглянуть в их души, на практике убедиться, насколько сильны и умелы они в боях. На фронте прежде всего бой был экзаменом на твердость и волю.
По следам раненого зверя
Огромная лавина советских войск неудержимо двигалась вперед, освобождая родную землю от фашистских захватчиков. Гигантское по масштабам наступление продолжалось. Противник в беспорядке отступал. Позади остались освобожденные белорусские города Слуцк и Несвиж. Впереди были Барановичи — крупный областной центр Белоруссии, важный железнодорожный узел. На подступах к городу противник отчаянно сопротивлялся. Но после удачного обходного маневра конно-механизированной группы генерала И. А. Плиева, поддержанного наступающими с востока стрелковыми соединениями, гитлеровцы оставили город и стали откатываться к Бресту.
В освобождении Барановичей наряду с другими войсками участвовали полки 354-й стрелковой дивизии. Им была объявлена благодарность в приказе Верховного Главнокомандующего. А Боевое Знамя дивизии украсилось еще одной высокой наградой — орденом Суворова II степени.
Передохнуть бы денек-другой, но приказ командующего 1-м Белорусским фронтом маршала К. К. Рокоссовского требовал продолжать наступление без оперативной паузы. Общее направление намечалось на Пружаны, Беловежскую пущу, Седлец. При этом первоочередная задача 65-й и соседней с ней 28-й армий состояла в том, чтобы как можно быстрее выйти на коммуникации брестской группировки.
Наступление развивалось стремительно. Только за один день 9 июля дивизия, сбивая арьергардные подразделения противника, овладела двенадцатью населенными пунктами. Но все в дивизии понимали, что фашистская армия еще сильна, что гитлеровцы не побегут до самого Берлина. Впереди очень трудные бои. Так оно и вышло. От командира полка Вологдина поступило донесение: «На подступах к реке Шаре противник оказывает сопротивление, контратакует».
Выехал в 1203-й полк. Вологдин доложил:
— Гитлеровцы, используя на берегу реки Шары систему укреплений, предприняли несколько контратак. В них участвовало до полка пехоты, 20 танков и самоходок. Полк успешно отразил вражеские контратаки и во второй половине дня вышел на восточный берег реки.
Начальнику артиллерии дивизии полковнику Граховскому было приказано организовать сильную артиллерийскую поддержку полку с тем, чтобы он мог форсировать Шару и захватить плацдарм, на правом берегу.
Вскоре подтянулись и основные силы дивизии, но еще до их подхода вызвал командиров полков, определил им участки форсирования и организовал взаимодействие с приданными частями и поддерживающей авиацией.
При активной поддержке артиллерии и авиации полки приступили к форсированию Шары и вскоре штурмом овладели некоторыми селами правобережья.
Первыми на подручных средствах переправились на западный берег реки рота под командованием старшего лейтенанта Г. В. Ляшева и пулеметный взвод лейтенанта С. Белявского. Им пришлось принять на себя главный удар гитлеровцев, но тем не менее они с ходу овладели первой прибрежной траншеей противника.
Во время этого боя храбро действовал парторг первой стрелковой роты рядовой П. П. Соколов. Когда рота залегла под пулеметным огнем противника, Соколов и еще четыре смельчака по собственной инициативе выдвинулись вперед, по-пластунски подползли к пулеметной точке противника и забросали ее гранатами. Санитар этой же роты Г. Левченко в трудную минуту боя также лег за пулемет.
За быстрое форсирование реки Шары войска фронта были отмечены благодарностью в приказе Верховного Главнокомандующего. Одновременно в дивизии был получен Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении дивизии за образцовое выполнение приказов по разгрому бобруйской группировки врага орденом Красного Знамени.
В полках состоялись короткие митинги. На них работники политотдела зачитали приказ Верховного Главнокомандующего и Указ правительства о награждении дивизии.
Несмотря на усталость, настроение у личного состава было приподнятое, боевое. Уже недалеко государственная граница, скорое освобождение Советской Родины от ненавистных оккупантов.
— В боях мы завоевали орден Красного Знамени, — говорил на митинге старшина С. Рыжков. — Награда обязывает: выше знамя! Шире шаг к логову фашизма!
В течение 11 июля дивизия во взаимодействии с соседями форсировала реку Гривду, освободила районный центр Коссово и еще 35 населенных пунктов.
В полдень 12 июля позвонил начальник штаба корпуса полковник Н. М. Горбин:
— Только что звонил командарм, — сообщил он, — и предупредил, что противник принимает все меры, чтобы не позволить войскам выйти на коммуникации своей брестской группировки. Поэтому перед вами задача: как можно скорее оседлать шоссейную дорогу Слоним — Пружаны. Помимо этого, вам необходимо создать сильную противотанковую оборону, так как обнаружено движение танков противника из Бреста.
Дивизия с честью справилась с этой задачей и уже к вечеру 12 июля оседлала шоссейную дорогу Слоним — Пружаны. Это было началом выхода войск армии на коммуникации брестской группировки врага. А там — Беловежская пуща и долгожданный Западный Буг. Конечно, противник не упустит случая использовать леса Беловежи для активного сопротивления. Для этого у противника немало шансов. Достаточно заминировать, перекрыть лесные дороги и просеки, чтобы не пропустить с ходу танки и артиллерию.
В дивизию поступило первое с начала наступления пополнение — 420 человек. В полках заныли: «Мало. Капля в море. Надо просить еще». Я обратился с просьбой к командарму.
— Хватит! — категорически заявил командарм Батов. Вы на фронте не одни.
Пополнение направили лишь в те подразделения, где был наибольший недокомплект.
После тщательно проведенной разведки дивизия в полдень 18 июля вступила в Беловежскую пущу. Вопреки прогнозам и предположениям, марш в лесах прошел в общем благополучно. Впрочем, не обошлось и без происшествий.
Когда дивизия форсировала лесные речки Лесьну и Праву, с левого фланга, где продвигался полк М. М. Мухамедшина, послышалась сильная ружейно-пулеметная стрельба. Офицер связи лейтенант Сергей Полухин доложил:
— Фашисты оставили в засаде группу предателей из так называемого «среднеазиатского легиона». Сброд частью уничтожен, частью взят в плен.
Вместе с начальником разведки майором В. Д. Антипенко мы выехали посмотреть на «легионеров». Было их примерно с полсотни. Одетые во вражескую военную форму, они вызывали омерзение.
Подполковник Мухамедшин кратко доложил о том, что произошло, с презрением добавил:
— Собаки! Они не должны больше видеть солнце!
Нельзя было не разделить чувства Мухамедшина, тем более что «легионеры», внезапно открыв огонь по батальону, убили нескольких бойцов. Возобладало, однако, чувство дисциплины и долга. Под усиленным конвоем пленные были отправлены в штаб корпуса.
В ночь на 19 июля в полк Мухамедшина перебежали и добровольно сдались в плен пятеро солдат-венгров во главе с лейтенантом, командиром подразделения 8-й кавалерийской дивизии. Они показали, что еще два дня назад кавалерийская дивизия получила приказ немецко-фашистского командования задержать русских на подходе к Беловежской пуще и оказать упорное сопротивление в лесу. Но по какой-то причине кавдивизия не смогла выполнить этого приказа, хотя и оставила в лесу несколько мелких заградотрядов. Основные же ее силы, по утверждению перебежчиков, отошли к Бугу и там готовятся встретить русских пулеметным огнем.
В тот день произошло и еще одно памятное событие. Разведчики вологдинского полка неожиданно встретились с польским партизанским отрядом. В нем оказалось всего 45 вооруженных рабочих и крестьян, поляков по национальности. Партизанский отряд, как выяснилось, входил в состав польской подпольной армии и в своей практической деятельности руководствовался директивами премьер-министра польского эмигрантского правительства. Командир и бойцы отряда поначалу не хотели видеть никакого различия между борьбой, которую вели с немецко-фашистскими захватчиками подлинные польские патриоты, и предательскими маневрами польской реакции, стремящейся к захвату власти в Польше в интересах буржуазии. Все мы, дескать, боремся за изгнание фашистских оккупантов с польской земли, за создание суверенного польского государства. Однако после того как с ними побеседовали, разъяснили им, что к чему, польские партизаны единодушно решили вступить в польскую освободительную армию генерала Берлинга.
…Трудный лесной марш через Беловежскую пущу подходил к концу. Полки, батальоны, артиллерийские дивизионы один за другим выходили из лесной чащи в поля и луга. Отсюда до Западного Буга оставалось не больше 25 километров.
Венгры-перебежчики сказали правду. Немецко-фашистские войска установили на пути к реке сильные заслоны.
Особенно яростное сопротивление оказывалось на подступах к деревне Жерчицы. После непродолжительного артобстрела противник перешел в контратаку. Обстановка сразу сложилась не в пользу дивизии. Артиллерия безнадежно отстала. Пехота, оставшаяся без поддержки, не смогла продвигаться и залегла. Фашисты обрушили по пехоте сильный минометный огонь. Смертью храбрых пали младший сержант Болдырев и красноармеец Стерлядов. Оставшиеся вдвоем, сержант В. Колганов и красноармеец И. Скидоненко, вступили в неравную борьбу с группой гитлеровцев. Один из вражески солдат, подкравшись к Колганову и Скидоненко на близко расстояние, метнул в них гранату. Сержант Колганов на лет поймал ее и швырнул обратно. Второй гранатой, взорвавшейся поблизости, бойцы были легко ранены. На них бросились четыре вражеских солдата. Колганов и Скидоненко не дрогнули. Троих в упор застрелили из автоматов, четвертого прикончили ударом прикладов. Задержать продвижение полка гитлеровцам не удалось.
Во второй половине дня 21 июля стало известно, что первыми в полосе наступления 65-й армии вышли к государственной границе СССР части 69-й стрелковой дивизии генерала Макарова. Водрузив красный флаг на восточном берегу Западного Буга, они с ходу форсировали реку и захватили небольшой плацдарм уже на территории Польши.
На границе
Часов в пять пополудни подполковник Мухамедшин прислал в штаб дивизии срочное донесение: «Одним батальоном занял районный центр Семятыче. До Буга осталось несколько километров. Возле деревни Тонкеля обнаружен огромный ров, где фашисты закапывали расстрелянных военнопленных. Жители деревни называют это место „лагерем смерти“».
Еще один лагерь смерти. Опять тысячи трупов расстрелянных советских людей. Какая жестокость!
С чем-то подобным дивизия уже встречалась в районе Слонима. Там нацисты, пытаясь перед отступлением замести следы своих кровавых преступлений, все рвы, доверху заполненные трупами расстрелянных военнопленных, сровняли бульдозером.
Машина остановилась у деревни Тонкеля. За околицей огороженный тремя рядами колючей проволоки небольшой участок. В центре его несколько полусгоревших деревянных строений. Вдоль проволочной ограды насыпь. Из-под земли торчат полуистлевшие трупы людей. Сколько их? Тысяча? Две? Три?
Из рассказа местного крестьянина стало известно, что расстрелы советских военнопленных, а также гражданских жителей фашисты произвели осенью 1941 года. На месте расстрела близ деревни Тонкеля лагеря военнопленных не было. Их привозили сюда на машинах. Дважды в неделю примерно по 30 машин в день. Многотонные грузовики всякий раз были заполнены до отказа. Люди в кузовах стояли, плотно прижимаясь друг к другу. По 60–70 в каждой машине.
В домах, обнесенных колючей проволокой, проживали палачи. Когда приходили машины с «живым грузом», палачи-эсэсовцы окружали узников плотным кольцом, загоняли их в заранее вырытую яму, раздевали до белья и после чего расстреливали из пулеметов и автоматов. Расстрелы продолжались в течение двух месяцев. Когда все ямы были заполнены, палачи-эсэсовцы уехали куда-то на другое место.
Другой пожилой крестьянин сообщил о своем разговоре с немецким шофером, привозившим узников для расстрела из лагеря Сухожебры. По словам шофера, в сухожебрском лагере советских военнопленных морили голодом. Поэтому, когда им объявляли, что повезут на работу, где будут кормить, желающих вырваться из лагеря всякий раз было очень много. Чтобы не перегружать машины, охранникам приходилось часто выбрасывать из них «лишних».
Всего, как потом стало известно, фашисты расстреляли у деревни Тонкеля около шести тысяч советских военнопленных и жителей окрестных сел.
Политработники полка подробно записали рассказы тонкельских крестьян о кровавых злодеяниях фашистских извергов. Несколько позже эти записи легли в основу изданной политотделом листовки, призывавшей воинов беспощадно мстить врагу за расстрелянных и замученных людей.
Всю дорогу до НП дивизии ехали молча. Все увиденное и услышанное в деревне настолько поразило нас, что не хотелось ни о чем говорить. Рвы Тонкеля взывали к мести.
На дивизионном НП ждала радостная весть: все три полка дивизии после ожесточенных боев вышли на Западный Буг. Первым пробился к реке стрелковый взвод старшего лейтенанта П. И. Никитченко. Бойцы во главе с комбатом А. Л. Ющенко и заместителем по политчасти П. И. Рязанцевым установили у населенного пункта Голендры пограничный столб. Почти одновременно достигли Буга и другие полки.
В подразделениях по случаю выхода к Западному Бугу состоялись митинги. Один из таких митингов был проведен возле уцелевшего с 1941 года дота, в котором были обнаружены два полуистлевших трупа — младшего политрука и красноармейца. По всей вероятности, они были захвачены гитлеровцами в начале войны и погибли мученической смертью. У младшего политрука были отрублены руки и ноги, а у красноармейца — голова. В кармане красноармейской гимнастерки сохранился комсомольский билет № 11183470 на имя Бутенко Кузьмы Иосифовича. Фамилию младшего политрука установить не удалось. Было, однако, совершенно ясно, что оба воина-патриота дрались с гитлеровцами до последней возможности и, несмотря на пытки, остались верными Отчизне.
Приграничный дот находился неподалеку от деревни Анусин, имел на вооружении пулемет и 45-миллиметровую пушку. Жители деревни рассказали, что в нем советские воины оборонялись целую неделю и уничтожили многих фашистский захватчиков.
Тут, возле героического дота, и состоялся полковой митинг. Его участники дали торжественную клятву — отомстить врагу за замученных героев, быстро форсировать Западный Буг и смело громить оккупантов на польской земле.
После трудного марша через Беловежскую пущу и боев на подступах к реке люди устали. И тем не менее настроение чувствовалось боевое. Не было сомнения, что 22 июля дивизия форсирует реку и овладеет плацдармом на западном берегу.
Случилось, однако, непредвиденное. В то время как основные силы войск 1-го Белорусского фронта окружили крупную группировку врага в районе Бреста, вырвавшиеся далеко вперед соединения 65-й армии оказались в окружении противника и вынуждены были в течение нескольких дней вести круговую оборону.
Произошло это прежде всего из-за недостаточной оперативной разведки в ходе наступления, не сумевшей вовремя обнаружить на правом фланге армии скопления вражеских войск в районах Бельско-Подляски и Высокое. А с флангами случилось так. Наступавшая справа 47-я армия генерала П. Л. Романенко отстала более чем на 40 километров, а левофланговая 28-я армия генерала А. А. Лучинского — на 30 с лишним километров. Фланги 65-й армии оказались в значительной мере оголенными. Для их прикрытия командованию приходилось растягивать войска по фронту. Между дивизиями 105-го стрелкового корпуса образовались значительные разрывы.
На внутреннем кольце окружения брестской группировки противника действовала конно-механизированная группа генерала И. А. Плиева. Его основные силы вели ожесточенные бои на ближних подступах к Бресту. Но войск одной группы Плиева было явно недостаточно. Ей требовалась помощь. На соединение с 65-й армией к реке Западный Буг выдвигался 4-й гвардейский кавалерийский корпус, а из резерва фронта направлен 80-й стрелковый корпус, командование которым принял заместитель командарма генерал И. Ф. Баринов, так как комкор генерал И. Л. Рагуля погиб.
Все эти подробности стали известны несколько позже, на совещании у командарма, а пока вместо форсирования Западного Буга дивизиям 105-го стрелкового корпуса было приказано развернуться и наступать фронтом на Янув-Подляска.
Первые попытки пробиться в этом направлении встретили ожесточенное сопротивление врага. Его контратаки следовали одна за другой, причем пехота поддерживалась большими группами танков. За три с лишним часа ожесточеннейшего боя наша дивизия продвинулась всего метров на 400–500. Почти такие же результаты имели и другие дивизии корпуса.
Из полков поступали сообщения одно тревожнее другого. Противник все чаще вводит в бой танки. Где уж тут наступать! Лишь бы сдержать все возрастающий вражеский натиск.
С командного пункта дивизии, оборудованного на церковной колокольне села Августинка, все поле боя просматривалось в стереотрубу как на ладони. Полкам дивизии крайне трудно. У противника танки, бронетранспортеры, а дивизионные, полковые пушкари вынуждены беречь снаряды. Из-за недостатка горючего и большой удаленности армейских складов подвоз боеприпасов значительно сократился. Не полностью была подтянута и дивизионная артиллерия.
— Опять танки, товарищ полковник! — громко крикнул адъютант Сергей Полухин, не отрывая глаз от окуляров стереотрубы. — Прут на позиции двести первого…
Посмотрел в бинокль. У деревни Жерчицы полк Жаванника ведет бой с отрезанным от основных сил врага пехотным батальоном. До 20 фашистских танков и бронетранспортеров с пехотой стремительно движутся откуда-то слева. И все направляются к Жерчице, видно, спешат на выручку своей пехоте. Видит ли это подполковник Жаванник? Знает ли он об опасности? Связаться с ним по рации не удается. Молчит и телефон. Видимо, обрыв на линии.
Быстро сбегаю по крутой лестнице, вскакиваю на коня и мчусь в поле. За мной адъютант Полухин. Наше появление на командном пункте полка Трофим Денисович Жаванник замечает не сразу. Он разговаривает по телефону — грозит военным трибуналом командиру третьего батальона В. Г. Левченко за то, что тот не смог удержаться в Жерчице, приказывает комбату 2 капитану В. С. Пивоварову во что бы то ни стало удержать с трудом отбитую у врага железнодорожную станцию Куреш. Вновь вызывает майора Левченко и требует «крепко ударить» по танкам и бронетранспортерам. Оказывается, он уже знает о приближении вражеских танков к Жерчице.
Начальник штаба полка майор А. А. Рыжков, разложил на столе карту, доложил обстановку, как она складывалася за последние полчаса. К столу подошел Жаванник.
— Откуда у них появились тут танки?
— А черт их знает, — отвечаю. — Оперативная разведка, видать, проморгала. Вот и расплачивайся теперь. Оставьте Жерчицу и Куреш. Отойдите за речку Курчик и сосредоточьтесь в лесу.
Многое прояснилось, когда я вернулся на дивизионный НП в Августинку. Туда же приехал командир корпуса генерал Алексеев.
— Армейские радисты, — начал рассказывать он, — перехватили радиоразговор между командиром 5-й немецкой танковой дивизии СС «Викинг» Галлом и командиром 4-й танковой дивизии Петцелем. Первая находится на станции Высокая. Вторая — в Бельско-Подляски. Галл просил Петцеля поддержать его удар по левому флангу 65-й армии из района Высокое с юга одновременным ударом из района Бельско-Подляски с севера. Цель удара — объединение двух группировок в Клещелях и ликвидация нашего плацдарма на правом берегу Буга.
Осуществление своего плана противник начал с ожесточенных атак позиций 69-й стрелковой дивизии. Одновременно из Большого Турно крупные силы врага перешли в наступление против 105-го стрелкового корпуса. Их главный удар пришелся по нашей дивизии. Танки дивизии СС «Викинг» почти с ходу прорвались в тылы дивизии. Создалась угроза изоляции от баз снабжения.
Срочно вызвал своего заместителя по тылу подполковника Д. П. Давыдкина. Тыловику в ту пору перевалило за пятьдесят, но возраст нисколько не влиял на его энергичную деловитость и умение быстро решать вопросы обеспечения дивизии всем необходимым.
— Дорога к армейским складам под угрозой. Немедленно отправьте колонну машин за горючим и боеприпасами.
Из Августинки до Клещели, где находилась оперативная группа командарма и часть тыловых складов на колесах, автоколонна под командованием Дмитрия Петровича Давыдкина добралась без каких-либо трудностей. Но к тому времени когда она возвращалась со столь необходимыми дивизии грузами, противник уже простреливал дорогу на протяжении трех километров. Узкий коридор прикрывало лишь несколько танков Т-34. Под прикрытием их огня автоколонне и удалось прорваться в Августинку. В пути была разбита лишь одна автомашина с минами. Боеприпасы и несколько автоцистерн с горючим прибыли в самый последний момент перед наиболее сильной вражеской атакой.
К полудню 23 июля стало ясно, что танковые соединения противника глубоко прорвались во фланги 65-й армии и две их группировки вот-вот соединятся в районе Клещели.
— Получился какой-то парадокс, — сказал полковник Горбин. — Под Брестом окружены крупные силы противника войсками Красной Армии, а совсем недалеко, северо-западнее Бреста, во вражеском кольце очутились советские дивизии. Назревают бои в окружении. И не просто бои на равных, а, вероятнее всего, с численно превосходящим противником, располагавшим большим количеством танков и самоходных орудий.
После раздумий и новой оценки обстановки я решил стянуть все части дивизии в Августинку и занять круговую оборону. И надо сказать, решение было принято вовремя.
Едва дивизия была собрана в кулак, как из Клещели послышалась яростная пушечная дуэль. Догадаться было нетрудно. В Клещелях — фашистские танки. Успела ли выбраться оттуда оперативная группа командарма?
Меня вызвал к телефону комкор Алексеев.
— Срочно вышлите в Клещели офицера. Там был командарм Батов. Узнайте, где он? Что с ним?
В Клещели немедля выехал начальник разведки майор Антипенко. Однако попасть в Клещели ему не удалось. В селе уже был противник. Артиллеристы 37-й гвардейской дивизии объяснили, что оперативная группа во главе с командармом успела проскочить на «виллисах» буквально в нескольких десятках метров от вражеских танков.
Доложил об этом комкору Алексееву.
— Ух ты!.. — облегченно вздохнул Дмитрий Федорович. — Пронесло… А что касается прорвавшихся танков — не беспокойтесь. Жуков, Рокоссовский и Батов примут необходимые меры. Теперь не сорок первый.
И все же тревожное слово «окружение», от которого все уже давно отвыкли, поползло из подразделения в подразделение. Но страха не было. Воины дивизии в трудных условиях вновь сплотились с единой мыслью — выстоять!
Танки противника появились скоро. Для борьбы с ними 1201-й полк располагал лишь самыми минимальными средствами — несколькими 45-миллиметровыми пушками и небольшим количеством снарядов. Тем не менее два танка артиллеристы подбили. Как и в районе Бобруйска, вновь отличился командир огневого взвода старшина Канцев. Ведя огонь прямой наводкой, он лично уничтожил вражеский танк. Другой же танк раздавил сорокапятку. Старшина был ранен, но поля боя не покинул. Артиллерист комсомолец В. П. Жуков, оставшись у пушки один из всего расчета, уничтожил две огневые точки врага и пал смертью храбрых.
Мужественно и тактически грамотно вели бой с врагом в деревне Жерчица воины третьей стрелковой роты под командованием капитана Н. В. Васильева. Оттеснив большую группу гитлеровцев за церковную ограду и прикрыв выходы из нее, они многих фашистов уничтожили, а 40 человек принудили сдаться в плен. Провел этот бой старшина роты С. И. Рыжков.
При отражении одной из контратак отличился ефрейтор Василий Алисов. Когда вражеская пехота почти вплотную подошла к занимаемой стрелковой ротой позиции, Алисов с возгласом «За мной!» первый выскочил из окопа и стал расстреливать гитлеровцев из автомата. Его примеру последовали и остальные воины. Фашисты в панике пустились наутек, а 14 из них подняли руки.
Плечом к плечу с солдатами находились батальонные политработники А. Н. Касахин, П. И. Рязанцев, парторг второго батальона лейтенант Н. А. Мартынов, комсорг полка Сейдали Айтваев.
«Стоять насмерть, не прекращать огня ни при каких условиях!» — этот призыв командиров и политработников самоотверженно выполняли все воины.
В разгар боя случилось так, что стрелковый батальон, в составе которого действовал орудийный расчет 76-миллиметровой пушки, был потеснен противником. Увезти пушку с огневой позиции оказалось невозможно. Командир расчета сержант И. П. Винокуров решил защищать ее от захвата противником до конца. Артиллеристы заняли круговую оборону и больше часа вели огонь по наседавшим гитлеровцам из винтовок и автоматов. Наводчик Н. Д. Гаяков был трижды ранен, но продолжал оставаться в строю. Пушка была спасена.
Большой урон в живой силе нанесли противнику стоявшие на прямой наводке 76-миллиметровые пушки огневого взвода старшего лейтенанта Михаила Сардионовича Болквадзе, награжденного незадолго до этого орденом Отечественной войны II степени.
В результате двухдневных ожесточенных боев, в которых принимали участие два стрелковых корпуса 65-й армии и 12-я танковая бригада, вражеские войска хотя и соединились в районе Клещелей, но понесли значительные потери. На поле боя осталось более 5 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными, 40 танков, 50 орудий и много другой боевой техники.
Бой под Августинкой продолжался. Полкам 354-й дивизии и ее ближайшим соседям пришлось потратить немало усилий, чтобы окончательно сломить сопротивление врага и вновь выйти на восточный берег Западного Буга. Произошло это только 1 августа.
Встреча с Польшей
В тех местах, где 354-я дивизия вышла на государственную границу, Западный Буг не глубок и не очень широк. Ниже, в 70–80 километрах от Бреста, река не представляет собой серьезной преграды. Наводить переправу пришлось лишь для дивизионной артиллерии и тяжелых автомашин. Стрелковые, пулеметные, минометные подразделения, а также полковую артиллерию предполагалось переправить вброд.
Переправу начала стрелковая рота капитана Н. В. Васильева, в составе ее было всего 25 человек. Вместе с ними двинулся и взвод 82-миллиметровых минометов, которым командовал старший лейтенант Серов.
Через три минуты стрелки и минометчики были уже на западном берегу. С километр прошли благополучно, а дальше начался жестокий бой. Противнику удалось окружить храбрецов. Рота заняла круговую оборону.
Когда к месту боя подошли основные силы батальона во главе с комбатом майором Ф. А. Малоштаном и замполитом капитаном Г. 3. Невельским, в роте оставалось в живых всего 7 человек. Батальон с ходу вступил в бой.
Почти одновременно вышли на западный берег реки 1203-й и 1199-й стрелковые полки. А к вечеру на плацдарме закрепилась вся дивизия. Всю ночь через Буг переправлялась артиллерия.
Форсировали Западный Буг и соединения левого фланга армии. После непродолжительной ночной передышки начались ожесточенные бои по расширению плацдарма. Противник отчаянно сопротивлялся, но час от часу пятился назад. В его составе были части 35-й и 541-й пехотных дивизий, 57-го полка самоходной артиллерии и так называемые штурмовые подразделения, сформированные из остатков разгромленных дивизий.
Сильно потрепанной оказалась и наша дивизия. Ее полки еще во время Бобруйской операции стали двухбатальонными. Теперь же, после новых боев в районе Жерчицы, Семятыче, Августинки и форсирования Западного Буга они по численности личного состава превратились по существу в однобатальонные. Батальоны, правда, по-прежнему существовали, но каждый из них имел «активных штыков» не больше чем в стрелковой роте.
Противник, возможно, знал о малочисленности полков. Утаить это в условиях постоянного соприкосновения с ним было трудно, и потому настойчиво контратаковал. Тем не менее отбросить советские войска за Буг, ликвидировать плацдарм он уже не мог. Для этого требовались более мощные силы, а где их возьмешь, если русские продолжали повсеместно наступать?
После 10 августа накал боев стал постепенно ослабевать.

По дороге на запад. Комдив 354-й стрелковой дивизии генерал-майор В. Н. Джанджгава и начальник политотдела дивизии В. К. Буцол.
Буцол Всеволод Казимирович р. 1909, г. Днепропетровск. Умер в 1989 в Киеве.
гв. подполковник. начальник политотдела 37 гв. сд, с 1943 до конца войны - начальник политотдела 354 сд
Награды: орден Красной Звезды (01.02.1943), орден Красного Знамени (05.11.1943), орден Отечественной войны II степени (07.09.1944), орден Отечественной войны I степени (08.03.1945), орден Богдана Хмельницкого II степени (23.04.1945), орден Отечественной войны II степени (06.04.1945), орден "Знак Почета" (23.01.1948)
http://podvignaroda.ru/?#id=1011887308& … ailManCard http://podvignaroda.ru/?#id=46557712&am … ilManAward http://podvignaroda.ru/?#id=46776098&am … ilManAward http://podvignaroda.ru/?#id=1518900829& … ailManUbil https://uk.wikipedia.org/wiki/Буцол_Всеволод_Казимирович

Выдохлись гитлеровцы, начали отступать. Не сразу, конечно, и не везде. На заранее подготовленных опорных пунктах они еще оказывали упорное сопротивление. Наступление продолжалось. Советские войска шли по польской земле.
В командном и политическом составе дивизии к этому времени произошли значительные изменения. Еще до форсирования Западного Буга был отозван на новую должность командир 1203-го полка подполковник Г. Д. Вологдин. Его сменил гвардии майор Г. И. Гусейнов. На место командира другого полка прибыл из армейского резерва подполковник М. Н. Павлов. Выбыл из дивизии командир 1201-го полка подполковник Т. Д. Жаванник. Вместо него был назначен тоже из армейского резерва подполковник А. М. Песковатский. Во время форсирования Буга получил тяжелое ранение и вскоре скончался заместитель командира 1199-го полка по политчасти майор В. И. Тюрников. Умер после тяжелого ранения на плацдарме секретарь дивизионной партийной комиссии подполковник В. Н. Пазаев — старый коммунист, ветеран дивизии, прошедший в ее составе долгий путь.
видимо, ошибка в инициалах, перепутано с сыном, который тоже погиб, но чуть позже - см. Пазаев Николай Михайлович

Эти перемены, безусловно, прибавили много новых хлопот комдиву и начальнику политотдела. К новым людям пришлось заново привыкать, разбираться, кто чего стоит. Ведь речь идет о командирах, которым вверены жизни и судьбы многих воинов.
Еще в те дни когда дивизия первый раз вышла к Западному Бугу, командиры и политработники провели с личным составом беседы об усилении бдительности при вступлении на территорию Польши, о дружеских взаимоотношениях с местным населением, о невмешательстве в действия польских властей.
Буржуазные порядки, безжалостная эксплуатация польскими помещиками и капиталистами трудящихся, батрацкий труд, безземелие, почти рабская зависимость бедных от богатых… Обо всем этом советские воины, в особенности молодые, знали только по книгам, газетам, кинофильмам. Теперь же многие впервые увидели все своими глазами. Бедность большинства крестьян и батраков вызывала ужас. Как же люди ухитряются жить? А поблизости, в фольварках — помещичьих усадьбах, совсем другая жизнь — полная роскоши, безделия, чудовищных излишеств. За помещиками по мере возможности тянулись местные кулаки. Батраки и бедняки для них, как и для помещиков, не люди, а быдло, ничтожество. Вмешиваться же в эти противоестественные отношения между людьми советским воинам не дозволено. Поляки должны были сами решать, как им дальше жить.
В населенных пунктах рабочие, крестьяне, батраки, школьные учителя встречали советские войска приветливо. Спрашивали: «Какая будет в Польше власть?», «Будут ли создаваться колхозы?», «Останется ли земля у помещиков или будет распределена среди крестьян?..»
Разъяснительную работу среди поляков вели в основном партийно-политические работники капитаны Т. Квашенко, Т. Климовцев, майор Я. Евдокимов, старший лейтенант А. Ющенко, лейтенанты А. Тажигулов, А. Проскуряков. Их всегда слушали с вниманием. В беседах говорилось о том, что советские воины вступили в пределы Польши преисполненные решимостью — разгромить вражеские войска и помочь польскому народу в деле его освобождения от ига немецких захватчиков и восстановления независимой и свободной Польши.
Интернациональному воспитанию личного состава активно и действенно помогала дивизионная газета «Советский патриот». Сотрудники редакции во главе с капитаном Е. А. Петровым помещали много статей и корреспонденции по разъяснению задач интернационального воспитания. Не выходило ни одного номера «Советского патриота» без материалов на эту тему. Капитан Петров — опытный, высокообразованный журналист умел быстро ориентироваться в обстановке. Он хорошо знал жизнь воинов. Не раз находился на переднем крае. Такими же были и сотрудники газеты капитан Семен Аипов, старшина Иван Казаков, старший лейтенант Сергей Аракчеев и другие.
Многолетняя антисоветская пропаганда рассеивалась, как утренний туман. Побеждала правда жизни. И чем дальше продвигались советские войска в глубь Польши, тем теплее встречали их поляки.
Побывавший в те дни в дивизии член Военного совета армии Николай Антонович Радецкий в своем выступлении на совещании командиров и политработников сказал:
— Сейчас польский народ выбирает путь. Он с чувством надежды смотрит на Красную Армию. Помогайте ему примером дружелюбия, чуткости и такта.

Командир 1203-го стрелкового полка Г. Д. Вологдин.
Вологдин Герман Дмитриевич р. 1908, г. Молотов (Пермь). полковник. командир 1199 сп 354 сд. В 354 сд с 1942г., в 1945 - начальник штаба тыла 105 ск
Награды: орден Александра Невского (13.04.1943), орден Красного Знамени (15.08.1944), медаль "За обороны Ленинграда" (22.12.1942), орден Отечественной войны I степени (17.05.1945), орден Отечественной войны I степени (06.04.1985)
http://podvignaroda.ru/?#id=1372474396& … ailManCard http://podvignaroda.ru/?#id=37259018&am … ilManAward http://podvignaroda.ru/?#id=1533545339& … ilManAward http://podvignaroda.ru/?#id=1511175912& … ailManUbil http://voenspez.ru/index.php?topic=5393.0

…В течение нескольких дней дивизия продвигалась вперед, почти не встречая сопротивления врага. Незначительные стычки с вражескими заслонами, безусловно, были, но, как правило, заканчивались быстро. Однако по мере приближения войск 65-й армии к реке Нарев сопротивление гитлеровцев заметно усиливалось.
Особенно ожесточенный бой частям дивизии пришлось вести на подступах к железнодорожной станции Тремблинка. Станция, казалось, ничем особенно не примечательная, на некоторых тактических картах значилась даже как разъезд. Поначалу мы предполагали освободить ее по крайней мере силами одного батальона. Первые же минуты боя показали, однако, что противник располагал на станции довольно-таки крупным гарнизоном. Все подходы к Тремблинке были сильно укреплены. Вокруг станции торчали железобетонные доты. Разведчики засекли в разных местах артиллерию.

Сотрудники редакции и типографии дивизионной газеты «Советский патриот».

Вслед за батальоном пришлось ввести в бой весь полк Павлова и некоторые другие подразделения. Тем не менее настойчивые атаки не достигали цели. В течение всего дня потеснить зарывшихся в землю и укрывшихся за толщей железобетона фашистских оккупантов не удалось. Их упорству в обороне в значительной мере способствовала исключительно выгодная в тактическом отношении позиция.
В числе тех, кто штурмовал Тремблинку, находился командир расчета противотанковой пушки старший сержант Василий Стрела, человек большого мужества и отваги, не раз отличавшийся в боях. Позже, вспоминая об этом бое, он писал:
«В первый день нам так и не удалось сломить сопротивление черной своры (обороняли Тремблинку в основном эсэсовцы). Только на следующее утро, когда подошли фронтовые „катюши“ и сыграли свой „гимн“, для фашистов настал „капут“».
После овладения станцией Тремблинка всем стало понятно, почему гитлеровцы так упорно держались за нее. Дело в том, что поблизости от станции располагался фашистский лагерь смерти, и его охранники, пока шел бой за станцию, лихорадочно заметали следы своих чудовищных преступлений. Однако сделать это им не удалось. Не успели. Мощный удар «катюш» заставил оставшихся в живых эсэсовцев в панике бежать на запад, в расположение своих войск обороняющихся на реке Нарев.
И вот перед глазами воинов еще одна фашистская фабрика смерти, третья на пути наступления дивизии. Разница лишь в том, что на первых двух нацистские палачи расстреливали и мучили главным образом советских военнопленных, а Тремблинка была создана преимущественно для гражданских лиц — русских, поляков, белоруссов.

Еще один снимок работников дивизионки.

Дивизионная газета «Советский патриот» в номере от 17 августа 1944 года, основываясь на рассказах местных жителей, писала: «В концлагере Тремблинка фашистские изуверы в течение 18 месяцев (с момента создания лагеря) каждый день умерщвляли в печах-крематориях сотни ни в чем не повинных людей. От полотна железной дороги к лагерю тянулась глубокая канава. По ней скрытно на автомашинах перевозили с полустанка ежедневно сотни людей. Кроме огромного числа сожженных нацистами в печах-крематориях на территории лагеря обнаружено 36 ям-могил, в которых зарыто примерно 6 тысяч трупов».
Лагерь смерти посетили партийно-политические работники частей и подразделений, после чего обо всем увиденном там рассказали личному составу. Их доклады и беседы о зверствах фашистских разбойников в Тремблинке послужили еще одним импульсом в развитии у воинов святой ненависти к врагу, в дальнейшем повышении их боевой активности.
…Дивизия по-прежнему оставалась малочисленной по своему составу. Пополнения не было. А между тем на состоявшемся во второй половине августа армейском совещании командиров корпусов и дивизий командарм П. И. Батов, ссылаясь на указания командующего фронтом К. К. Рокоссовского, потребовал продолжать наступление, не дать возможности врагу собрать силы и закрепиться, ибо тогда форсировать реку Нарев с ходу будет гораздо труднее.
Павел Иванович тогда добавил:
— Маршал Жуков передал категорическое требование товарища Сталина о том, что в первых числах сентября советские войска должны быть за Наревом.
По данным агентурной разведки и аэрофотосъемкам было известно, что на западном берегу реки противник заранее подготовил мощные оборонительные укрепления, а Геббельс в одном из своих выступлений по радио назвал Нарев не просто водным рубежом, а Наревским валом, где «Красная Армия будет остановлена и разбита».
Было известно советскому командованию и еще одно немаловажное обстоятельство: противник не располагал на заречных оборонительных сооружениях большим количеством войск. Предполагалось, что оборону там займут отступавшие дивизии. В этих условиях важно было не допустить организованного отступления противника к реке Нарев, разгромить его на восточном берегу, с ходу форсировать реку и овладеть оборонительными сооружениями.
Полки 354-й дивизии 26 августа сменили в первом эшелоне части 44-й гвардейской стрелковой дивизии и вместе с 15-й и 16-й танковыми бригадами заняли исходное положение для наступления западнее небольшого польского городка Брок. Надо было упредить выход к Нареву отступавшей танковой дивизии СС «Викинг» и 5-й пехотной дивизии.
Наступление было возобновлено утром 27 августа. Чтобы не дать гитлеровцам возможности оторваться от преследования, действовать надо было быстро, безотлагательно. Два стрелковых батальона — майора М. У. Гамзатова из 1203-го полка и майора И. Т. Ищенко из 1199-го полка — пришлось посадить в качестве десанта на самоходки и бронемашины корпусного танко-самоходного полка полковника Соколова.
Стрелки вместе с танкистами завязали бой. Сначала на небольшой речушке Тухельке, потом за овладение населенными пунктами Тухлин, Пшеймы… Остальные подразделения дивизии продвигались где на автомашинах, где пешком, и в первый день наступления прошли до 30 километров.
Героический подвиг совершил кандидат в члены партии рядовой Иван Васильевич Маслаков. Став фронтовиком в феврале 1942 года, он неоднократно отличался и в обороне и в наступлении, имел за плечами богатый боевой опыт, был награжден медалью «За отвагу». В бою он проявлял смелость и особенно находчивость. Так было и 3 сентября. После артподготовки Маслаков в числе первых выскочил из своего окопа и побежал через лес. В лесу он и не заметил, как отклонился от общего направления и оказался один на один с девятью гитлеровцами. Но, к счастью, он увидел вражескую засаду первым. Меткой очередью из автомата сразу уничтожил трех солдат. Шестеро залегли и открыли ответный огонь. Толстые стволы деревьев прикрывали Маслакова, но обстановка складывалась не в его пользу. Фашисты поняли, что перед ними один человек. В завязавшейся перестрелке Маслаков уложил еще двух. И вдруг его автомат замолк. Кончились патроны. Прячась за деревьями, воин быстро вышел из-под обстрела, сквозь кустарник подобрался к продолжавшим автоматную стрельбу гитлеровцам с тыла и, захватив автомат у одного из убитых, снова вступил в схватку. На помощь Маслакову подбежали товарищи.
Стрелковые и саперные подразделения дивизии взаимодействовали с передовыми танковыми группами. Танки и самоходки с десантниками часто внезапно атаковали скопления вражеских войск с таких направлений, с которых они, казалось, не могли были появиться. Их успеху способствовали глубокие овраги, холмы, лес… Саперы-десантники, когда это требовалось, быстро прокладывали путь через препятствия.
Такие быстрые налеты танковых групп и десантников нередко дезориентировали фашистов.
Наревский вал
Ранним утром 5 сентября передовые отряды 15-й и 16-й танковых бригад 1-го Донского танкового корпуса и корпусной танко-самоходный полк с десантом воинов 1203-го полка ворвались к Нареву. Одновременно к переправе — единственному на этом участке мосту через реку — в панике бежали значительные силы противника. Они спешили переправиться через реку, чтобы укрыться там за широко разрекламированным фашистской пропагандой Наревским валом.
Мотопехота советских танковых бригад высадилась на восточном берегу Нарева северо-восточнее Корневека, а пехота 1203-го полка вместе с десантом танко-самоходного полка — северо-восточнее местечка Погожелец.
На левом берегу реки развернулся ожесточенный бой за переправу. В него по мере подхода к Нареву вступали все новые подразделения стрелков и автоматчиков нашей дивизии. По оборонявшим переправу вражеским войскам с ходу открыли огонь артиллеристы и минометчики.
Перед вырвавшимися к Нареву пехотными и танковыми подразделениями стояла единая задача: как можно быстрее очистить от скопившихся здесь гитлеровских войск восточный берег реки и, воспользовавшись мостом, с ходу занять укрепления на западном берегу.
Но тут произошло то, чего в общем-то следовало ожидать и чего опасались. Едва подразделения достигли моста, — а длина его была метров триста, — прогремело два мощных взрыва. Немцы подорвали мост с обеих сторон, не ожидая, пока закончат переправу их же собственные войска. На середине моста, оставшейся неповрежденной, в панике метались вражеские солдаты и офицеры, не успевшие переправиться. Некоторые из них, обезумев от страха, бросались с десятиметровой высоты в реку, но мало кому удавалось доплыть до правого берега.
Итак, мост захватить не удалось. Как теперь быть?
Вместе с начальником разведки майором В. Д. Антипенко мы пробрались к прибрежной траншее, где обосновался подполковник М. Н. Павлов. В это время севернее Корневека мотопехота танковых бригад уже вела бой за плацдарм на западном берегу реки.
Михаил Никитич Павлов и комбат его полка майор Магомет Усманович Гамзатов, сидя на коротком обрубке бревна, о чем-то громко разговаривали между собой. Аварец Гамзатов с присущей южанину нетерпеливостью громко выкрикивал слова, энергично размахивая руками.
— О чем спор, Михаил Никитич? — спросил я. — Что собираетесь предпринять?
— Да вот переправа… Мост… Может, саперы что-либо сделают?
Командир полка Павлов был старше меня года на три-четыре. Службу в рядах Красной Армии начал рядовым-добровольцем еще в середине двадцатых годов. Много учился, приобрел богатый опыт армейского политработника, занимал ответственные должности, а в сорок четвертом году, пройдя переподготовку, был назначен командиром полка.
— Будем форсировать Нарев на подручных средствах, и немедленно, пока противник не опомнился.
— Ну что ж, — вздохнул Павлов, — форсировать так форсировать!
Майор Гамзатов озорно сверкнул черными глазами. Именно такого приказания он и ждал. Круто повернулся, побежал к своему батальону. Его подчиненные, как оказалось, уже начали готовиться к форсированию Нарева на подручных средствах сразу же после взрыва моста. Они стянули к реке рыбачьи лодки, соорудили несколько небольших плотов. В ход пошли пустые бочки, доски от кузовов автомашин. Некоторые бойцы набили сухой травой плащ-накидки…
Первой приступил к форсированию Нарева ударная группа, сформированная из добровольцев — коммунистов и комсомольцев батальона майора Гамзатова. Ее возглавили парторг полка капитан Т. Д. Климовцев и командир третьей роты старший лейтенант И. И. Соколов. Ниже по течению реки в одно и то же время начала переправляться тоже на подручных средствах группа 1199-го стрелкового полка во главе с заместителем командира батальона по политчасти капитаном М. С. Саркисяном.
За этими группами последовали другие, в том числе пулеметчики и минометчики. А капитан Грязнов сумел даже переправить на плоту противотанковую пушку.
Поддерживающие дивизию самоходки пока только готовились к переправе. Танкисты спешно промеряли брод. И не было еще полной уверенности в том, что они смогут быстро переправиться. В ту пору танки еще не умели плавать. Чтобы решиться форсировать на них довольно глубокую и широкую — метров в двести — реку, требовалось огромное мужество.
Противник еще не успел подтянуть свои войска из тыла, а отходившие части не успели как следует занять позиции. Поэтому следовало торопиться.
За рекой разгорался бой. Начали его группы капитана Т. Д. Климовцева и капитана М. С. Саркисяна. С восточного берега десантников активно поддерживала полковая и дивизионная артиллерия. Посланные за реку артиллерийские разведчики корректировали артстрельбу с большой точностью.
Вслед за группами Климовцева и Саркисяна быстро переправились через Нарев основные силы 1203-го стрелкового полка. На соседнем участке столь же организованно форсировал реку батальон майора И. Т. Ищенко. Командир полка Павлов сразу же перенес свой НП за реку. Главные силы 1199-го и 1203-го полков продолжали вести бой с остатками вражеских войск в лесах, в полутора километрах западнее местечек Вилька и Заторск.
В беде оказались тыловые подразделения дивизии. Бродячие группы противника уже успели разгромить медсанбат и, как сообщил подполковник Г. Г. Слуцкий, штаб дивизии остался без охраны. Положение на восточном берегу реки к середине дня в некоторых местах сложилось так, что порой было трудно разобраться, где находятся свои подразделения, а где — противник.
Несмотря на это, переправа войск продолжалась. Главным оставалось наращивание сил на плацдарме.
Когда 1203-й полк продвинулся примерно на километр вперед, я доложил командиру корпуса Алексееву о захвате небольшого плацдарма за Наревом и одновременно попросил оказать помощь в уничтожении действовавших в тылу дивизии больших групп противника.
Дмитрий Федорович с нескрываемым недоверием спросил:
— Плацдарм?.. Так быстро?.. А не выдаешь ли ты желаемое за действительность?
Пришлось назвать по карте точные координаты местонахождения подразделений дивизии, и в частности 1203-го полка.
— В таком случае поздравляю! — сказал комкор. — Плацдарм не оставлять! Держись! Я приеду к вам.
Части соседней 44-й гвардейской были на подходе, и батальоны дивизии, занявшие небольшой плацдарм, пока одни отбивали контратаки врага лишь при поддержке дивизионной артиллерии.

По моему приказанию у моста был выставлен небольшой сводный отряд под командованием старшего лейтенанта М. С. Саркисяна. Задача его состояла в том, чтобы останавливать всех, кто пытался отойти на восточный берег реки. Старший лейтенант М. С. Саркисян вскоре был ранен. Его заменил парторг роты 1203-го стрелкового полка Газиз Калелов. Ему удалось быстро сколотить из отходивших бойцов подразделение, которое в составе 1199-го полка заняло оборону на подступах к мосту. И, надо сказать, действовало оно довольно успешно. Молодой коммунист, партийный организатор, Газиз Калелов показал себя в боях по защите моста не только прекрасным организатором и политическим вожаком личного состава, но и бесстрашным воином. В ночь на 6 октября он вместе со своим наспех сколоченным подразделением вернулся в 1203-й полк, в составе которого продолжал мужественно защищать плацдарм. Вскоре его назначили парторгом батальона.
Во второй половине дня 4 октября стрелковые полки 354-й и 193-й дивизий, несмотря на героическое сопротивление, были оттеснены превосходящими силами противника на близкие подступы к Нареву. Бой шел в каких-нибудь 800 метрах от реки. Противник непрерывно атаковал, переносил свои удары с одного участка на другой.
Временами противнику удавалось зажимать в кольцо отдельные подразделения, но и в таких случаях окружение не достигало цели. Второй стрелковый батальон под командованием капитана С. Г. Леференко в течение дня дважды оказывался окруженным, но оба раза прорывался из кольца, нанося гитлеровской пехоте значительный урон.

Командир 1203-го стрелкового полка 354-й стрелковой дивизии Герой Советского Союза полковник М. Н. Павлов.
Павлов Михаил Никитович (Никитич) р. 05.12.1904, д. Клескуши, Лужский р-н Ленинградской обл. Умер 21.06.1976 в Воронеже
участник советско-финской и Великой Отечественной войны. командир 676 сп 15 сд, затем - 1204 сп 354 сд.
награды: орден Красной Звезды (26.04.1940), орден Красного Знамени (01.09.1941), орден Красного Знамени (03.08.1944), орден Суворова III степени (22.03.1945), Герой Советского Союза (24.03.1945)
https://ru.wikipedia.org/wiki/Павлов,_Михаил_Никитович_(1904%E2%80%941976)

Всюду, куда бы ни рвался враг, он встречал достойны отпор. Нередко даже небольшие группы воинов принуждал вражескую пехоту либо прекращать атаку, либо поспешно ходить на исходные позиции.
Старший сержант А. Галкин с группой из трех бойцов вступил в неравный бой с 30 гитлеровцами. И группа Галкина победила. Из 30 гитлеровцев спаслись от огня не больше половины. Семерых захватчиков истребил лично старший сержант А. Галкин.
Другой пример. Красноармеец Хайбулла Гарифулин — подносчик мин, заменил в бою выбывшего из строя наводчика миномета и, открыв в нужный момент огонь, обратил в бегство взвод вражеской пехоты.
Красноармеец Хайдар Джамаев, участвуя в отражении атаки танков и пехоты противника, из противотанкового ружья поджег танк, а из личного оружия уничтожил восемь гитлеровцев.
Смело действовали наши снайперы. Ефрейтор Барей Исрафилов в течение первого боевого дня меткими выстрелами из снайперской винтовки уничтожил трех вражеских пехотинцев и двух автоматчиков на броне атаковавшего позиции роты танка. По нескольку гитлеровских захватчиков уничтожили снайперы Т. Денисов, С. Лозовой и другие.
Абсолютное большинство подразделений дивизии держалось до последней возможности. И все же на ряде участков обстановка с минуты на минуту усложнялась. Проводная связь КП дивизии с полками давно прервалась. Не всегда удавалось связаться и по радио. Гибли один за другим радисты. Заменять их приходилось порой людьми малоопытными.

Начальник оперативного отделения 354-й стрелковой дивизии подполковник В. П. Оськин.
Оськин Вячеслав Петрович р. 1919, г. Кострома
награды: орден Отечественной войны II степени (26.09.1943), орден Красной Звезды (27.11.1943), орден Красного Знамени (19.07.1944), орден Ленина (06.04.1945), орден Богдана хмельницкого II степени (05.06.1945), медаль "За Победу над Германией" (19.09.1945), орден Отечественной войны II степени (06.04.1985)
http://podvignaroda.ru/?#id=1277273667& … ailManCard http://podvignaroda.ru/?#id=1535724236& … ilManAward http://podvignaroda.ru/?#id=1514094201& … ailManUbil

В три часа пополудни, в самую тяжелую пору боя, полковник Д. Д. Воробьев, находившийся с оперативной группой в одном из кирпичных домов на окраине местечка Дзерженин, сообщил мне по радио об отходе к реке некоторых подразделений 1201-го и 1199-го полков.
Надо было принимать срочные меры, чтобы прекратить отход. С трудом удалось связаться по радио с начальником штаба 1199-го полка подполковником В. И. Пятенко. Он доложил, что отход прекращен. Полк по его приказанию контратакой оттеснил гитлеровцев на исходную позицию и ведет бой.
— А где Мухамедшин?
Подполковник Пятенко ответил, что примерно час назад командир полка убыл с НП, и, где он находится, пока неизвестно. Обещал выяснить, доложить.
Минуты две спустя радист снова передал мне микрофон.
Командир полка Павлов докладывал, как всегда спокойно, немногословно:
— Пытавшиеся отойти к реке подразделения соседнего полка задержал и принял под свое командование. Положение восстановлено. Командира полка Песковатского не видел. На вызовы по радио его НП не отвечает.
Пропали командиры двух полков. Где они? Может, гитлеровцы захватили их в плен? Может, погибли? Никто ничего не знал.
Примерно через полчаса подполковник Пятенко сообщил:
— Посланный на полковой НП лейтенант Вавилин вместе с остатками комендантского взвода только что вернулся на КП и принес полковое Знамя. Наблюдательный пункт разбит. Командира полка Мухамедшина там не оказалось. Вавилину приказано пробраться к реке и вынести боевое Знамя за Нарев. Командование полком принял на себя…
Когда лейтенант Виктор Вавилин получил приказание замполита майора Пожидаева вынести полковое Знамя в безопасное место, за реку, фашистские танки и пехота уже успели обойти позиции полка с фланга и вышли в тыл. Стрельба велась повсюду, и лейтенанту трудно было определить наиболее безопасный путь к реке. Направились к Нареву втроем по прямой. От полкового КП до реки было километра полтора. Казалось, чем прямее путь, тем короче. Впереди с зачехленным Знаменем шел знаменосец Загарин, за ним ефрейтор Марков, позади — лейтенант Вавилин. Вдруг — оглушительный взрыв. Сраженный осколком снаряда, замертво упал Загарин. Одновременно упал и тяжело контуженный Марков. Противник совсем рядом: неподалеку, за кустарником, ревели его танки.
Лейтенант Вавилин выхватил из рук мертвого Загарина Знамя, помог оглохшему ефрейтору Маркову перебраться в густой кустарник, завернул святыню полка в плащ-накидку и бросился вперед. Но всюду гитлеровцы. Пришлось до наступления темноты затаиться в кустарнике. С заходом солнца Вавилин пополз вперед. Наткнувшись по пути на убитого немецкого солдата, он надел на себя его мундир, каску и на глазах у вражеских солдат перебежал через поляну к реке. На одетого в немецкую форму что-то выкрикивающего по-немецки советского лейтенанта никто не обратил внимания.
Сбросив у реки мундир, лейтенант кинулся в холодную воду, поплыл. Знамя полка было спасено.
Обстановка на плацдарме тем временем несколько улучшилась. К вечеру по только что построенному саперами второму мосту на плацдарм стали переправляться советские тяжелые танки, а также гвардейские минометы. Их было пока еще мало. Тем не менее, с ходу вступив в бой, они несколько охладили горячие головы фашистов.
Бой за плацдарм между тем продолжался. Полки дивизии дрались на маленьком плацдарме. Им помогала огнем артиллерия с восточного берега.
Близко к восьми вечера из штаба дивизии, расположенного у берега Нарева, позвонил подполковник Оськин.
— Немцы прут к нам по реке. Прошу оказать помощь.
Сообщение это было настолько страшным, что даже не хотелось в него поверить.
— Ты что-то путаешь, Вячеслав Петрович.
— К сожалению, нет. Немцы прут по долине и готовятся атаковать штаб дивизии.
Из скудных своих сил выделил взвод автоматчиков и направил его на помощь штабу. К счастью, вскоре выяснилось, что Оськин, всегда такой пунктуальный, на этот раз ошибся. Гитлеровцы подошли лишь к расположению соседней 108-й стрелковой дивизии. Пока выяснялась обстановка, КП дивизии перекочевал в большой клуб-блиндаж. В нем совсем недавно торжественно праздновали трехлетнюю годовщину дивизии, вручали награды за победу в Белоруссии. Часть этого блиндажа была покрыта крепким накатником. Здесь казалось безопаснее и удобнее управлять боем. Не так будут мешать разрывы бомб и снарядов.
Бой продолжался. Гитлеровцы рвались к мосту, стремясь если не захватить его, то хотя бы взорвать и отрезать дивизию от восточного берега.
К девяти вечера связист подозвал меня к телефону.
— С вами будет говорить товарищ Журавлев (псевдоним Г. К. Жукова. — Примечание авт.), — раздался голос генерала Батова.
Мне было уже известно, что Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский находятся на армейском КП, но когда услышал голос представителя Ставки, с новой силой почувствовал, какая сейчас лежит ответственность на дивизии.
— Как настроение? — спросил Жуков. — Надеюсь, вы не намерены оставлять плацдарм? Мы знаем, как вам сейчас туго, и принимаем все меры, чтобы помочь. Положение сами знаем и чувствуем, поэтому доклада вашего не спрашиваем. При взятии наревского плацдарма ваша дивизия отличилась, и мы не сомневаемся, что она отличится и при его удержании. Сейчас на подходе артиллерийская дивизия прорыва. Она с восточного берега поддержит вас. Павел Иванович получил распоряжение, и к вам на плацдарм сегодня ночью прибудет тяжелый танко-самоходный полк, артиллерийская противотанковая бригада, а «хозяйство» Борисова (44-я гвардейская стрелковая дивизия. — Прим. авт.), как вы знаете, уже начинает переправляться обратно на плацдарм. Так что потерпите немного. От выдержки вашей дивизии сейчас зависит наш общий успех на плацдарме.
— Танки врага к реке не пройдут, товарищ маршал!
Советское командование и лично Верховный Главнокомандующий придавали огромное оперативное значение наревскому плацдарму. Яркой иллюстрацией этого может служить факт рассказанный мне несколько позже П. И. Батовым.
В разгар сражения командарма вызвал к аппарату И. В. Сталин.
— Противник ввел в бой до трехсот танков и больше количество пехоты и захватил незначительную часть плацдарма, — ответил командарм на вопрос Верховного о боевой обстановке. — Войска армии ведут упорные бои. Плацдарм будет удержан!
Задав Батову еще несколько вопросов, Сталин потребовал к аппарату Жукова. Георгий Константинович подтвердил доклад командарма.
— Только в одном ошибается товарищ Батов, — сказал он в заключение, — на плацдарме действует одновременно не триста, а четыреста танков противника.
— Думаю, что напоминать об оперативном значении плацдарма необходимости нет, — сказал представителю Ставки Сталин. — Плацдарм должен быть удержан.
Сообщение маршала Жукова о подходе артиллерийского соединения в тот неимоверно трудный день было для офицеров дивизии самой радостной вестью.
А гитлеровцы между тем все нажимали.
Странные порой случались на войне вещи. Зайдя в блиндаж, присел на секунду к столу и от сильного нервного перенапряжения сразу словно провалился в сон.
Но он длился минуту. Очнулся. Мне показалось, что проспал несколько часов.
— Воды и полотенце! — крикнул ординарцу.
На КП заглянул начальник политотдела полковник Буцол, усталый до изнеможения, с темно-серым от пыли и порохового дыма лицом. Весь день он находился в частях, на самых ответственных участках.
— Зашел узнать, что с Мухамедшиным и Песковатским. Где они?
— У обоих не хватило выдержки. Растерялись. Им показалось, что штаб дивизии уже перешел на восточный берег, и вместо того чтобы убедиться в этом, решили последовать «примеру» комдива. А комдив и не думал уходить с плацдарма. Сейчас они уже находятся на плацдарме.
Вскоре после того как с КП дивизии ушел полковник Буцол, меня вызвал к рации командир корпуса генерал Алексеев. Сказал всего несколько слов:
— Принимай «коробочки» в твое полное подчинение. «Коробочками» на фронте нередко называли танки. Для противника это вряд ли было секретом, но танки так именовали все — от солдат до генералов.
Всю ночь на плацдарм — клочок прибрежной земли — переправлялись по удержанному дивизией мосту танки, артиллерия, стрелковые подразделения, гвардейцы 44-й дивизии, минеры. Мне было приказано организовать крепкую оборону, чтобы все переправившиеся части с рассветом без промедления могли приступить к выполнению боевой задачи — отбросить противника и расширить плацдарм.
Хотя усталость буквально валила с ног, об отдыхе не могло быть и речи. Каждому прибывшему командиру надо было поставить задачу, обеспечить участок, расположить на крохотном плацдарме людей, технику, боеприпасы…
В полночь в блиндаж вошел невысокий плотный полковник.
— Командир тяжелого танко-самоходного полка полковник Вайнерман, — доложил он.
— Вайнерман? — переспросил я, отрываясь от карты и стараясь в тусклом свете самодельной лампы, сделанной из гильзы снаряда, разглядеть лицо вошедшего.
— Так точно, товарищ Джанджгава!
И тут я узнал своего однополчанина из Закавказской пехотной школы. Еще во время учебы было ясно, что из него выйдет отличный командир. Конечно, я очень обрадовался, что в такой сложный момент рядом будет этот волевой, грамотный в военном отношении человек.
Обстановка не позволяла старым друзьям поговорить по душам. Вместо этого на Вайнермана была возложена трудная боевая задача, требовавшая личного мужества и самопожертвования. Тяжелый танко-самоходный полк был направлен в расположение 1203-го стрелкового полка, совместно с которым должен был прикрыть излучину Нарева в районе Погожелец, куда настойчиво рвался противник.
Но еще труднее пришлось противотанковой артиллерийской бригаде, направленной юго-восточнее Дзерженина, где противник неоднократно пытался выйти к реке, обойдя КП дивизии с юга.
Неоценимую помощь оказала дивизии приданная ей саперная бригада. Ей было поручено заминировать дорогу в районе Корневека — Дзерженин.
Не теряли зря ночного времени и гитлеровцы. Они подтянули к нашему плацдарму свежие силы — танковые, пехотные и артиллерийские части.
С рассветом началась мощная артиллерийская дуэль. В этом яростном состязании огня и стали у противника имелось еще определенное преимущество. Вражеские артиллеристы вели огонь в основном лишь по просматриваемому плацдарму. Советским же артиллеристам пришлось бить по обширным площадям.
Как и накануне, противник атаковал первым. В бой снова пошли скопища танков и пехоты. Атака, однако, быстро захлебнулась. Такая же участь постигла вторую, третью, четвертую… Горели вражеские танки, самоходки, бронемашины Артиллерийская противотанковая бригада уничтожала напирающие танки, а подошедшая в течение ночи артиллерийская дивизия прорыва, о которой накануне говорил маршал Г. К. Жуков, расстреливала пехоту противника, которая была хорошо видна с восточного берега.
Особенно жаркий бой разгорелся за высоту у населенного пункта Дзерженин. Командарм и комкор внимательно следили со своих НП за ходом сражения. Плацдарм просматривался с восточного берега насквозь. Это облегчало управление боем. Командирам дивизий не приходилось особенно часто докладывать об обстановке или просить помощи. Более того, с НП командарма маршал Г. К Жуков и генерал П. И. Батов имели значительно более широкий обзор поля боя. Те или иные решения принимались быстро. Это чувствовалось на делах нашей дивизии.
В боях по отражению контрудара противника на наревском плацдарме наша дивизия отлично взаимодействовала с 44-й гвардейской дивизией генерала Борисова. В этой дивизии было много людей и боевой техники, только что полученной во втором эшелоне. А вот 108-й стрелковой дивизии генерала Теремова, которая вела кровопролитные бои в Муравьевке и четырехугольной роще севернее Клюсека, приходилось значительно труднее. Противник все время стремился выйти через боевые порядки дивизии к Нареву, но никакого успеха не достиг.
В течение всего дня 5 октября обе стороны на наревском плацдарме стремились развить успех, но ни одна из них добиться этого не смогла. Лишь наша дивизия добилась небольшого успеха — овладела высотой, с которой открывался прекрасный обзор поля боя. До наступления темноты я перенес туда свой наблюдательный пункт.
На новый НП позвонил комкор.
— Занял сто десятую? — спросил генерал Алексеев. — Ну молодцы, держитесь! Противник не смирится с потерей высоты.
Бои на плацдарме продолжались до 10 октября, но день 5 октября был самым тяжелым. Гитлеровцы так тщательно готовились к нанесению контрудара на наревском плацдарме, так были уверены в своем успехе, что в первый же день вечером, когда им удалось лишь немного продвинуться вперед, по радио на весь мир объявили: «Наревский плацдарм ликвидирован. Сражавшимся войскам фюрера объявлена благодарность».
А плацдарм на самом деле в это время сражался, жил. Боевой и моральный дух советских воинов оказался сильнее. Выше было и военное искусство командиров всех родов войск, которыми непосредственно руководили Маршалы Советского Союза Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский и командарм генерал П. И. Батов.
Как-то в разговоре, уже после окончания боев на плацдарме, маршал К. К. Рокоссовский сказал:
— А вы здорово тогда выстояли, товарищ Джанджгава, и знаете, что я должен вам сказать: если бы такой удар, как на Нареве, противник нанес нам в сорок первом и даже в сорок втором годах, мы не только бы не удержали плацдарм, но и уступили бы врагу значительное пространство. Огромной силы удар выдержали мы тогда на Нареве.
Да, удар врага на наревском плацдарме был сильным, но и здесь, на Нареве, как и летом сорок третьего под Курском, советские войска продемонстрировали величайшую боеспособность, мастерство и героизм.
Шесть дней жесточайших боев с восхода до заката тусклого октябрьского солнца! Атаки, контратаки, гул сотен моторов, скрежет гусениц, черный, удушающий дым горящего масла, бешеное неистовство взрывов артиллерийских снарядов, мин и авиационных бомб. Такими были эти памятные дни на западном прибрежье польской реки Нарев. На участке дивизии каждый день взрывалось до двадцати тысяч вражеских снарядов, мин и авиабомб.
Противник метался. Видя, что удар в центре не получился, он был вынужден отказаться от прямого прорыва и на седьмой день сконцентрировал свои усилия на севере, против правого фланга 65-й армии, где оборонялись 69-я, 37-я и 15-я Сивашская стрелковые дивизии.
Группа противника состояла из трех танковых дивизий и танковой бригады, двух пехотных дивизий и восьми полков мотопехоты, и имела свыше 50 артиллерийских батарей, более 30 — минометных, много реактивных установок М-40, шести- и десятиствольных минометов.
Постепенно вся эта армада теряла, утрачивала свою прыть, а 10 октября как-то сразу сникла. Дело, конечно, не только и не столько в слабости нервов у фашистских разбойников и их заправил. Стойкость и мужество советских воинов — защитников плацдарма — оказались неодолимой преградой для фашистских завоевателей. Они рассчитывали разделаться с наревским плацдармом в один день. Воевать пришлось шесть дней и безрезультатно. «Результат», правда, был — это огромные, трудновосполнимые потери.
Только на участке нашей 354-й дивизии за месяц с лишним боев с начала форсирования Нарева до 10 октября противник потерял более 3,5 тысячи своих солдат и офицеров, свыше 50 танков и самоходок, 65 артиллерийских орудий, много автомашин, тягачей и другой техники. А общие потери гитлеровцев за Наревом в полосе боевых действий войск 65-ой армии составили без малого 20 тысяч солдат и офицеров, около 400 танков, самоходных орудий, бронемашин. При таких потерях продолжать атаки было просто бессмысленно.
Естественно, понесли немалые потери и войска 65-й армии. Но наши войска, оборонявшие плацдарм, сохранила главное — высокий боевой дух. После непродолжительного отдыха 19 октября они перешли в решительное наступление и в течение нескольких дней не только восстановили наревский плацдарм в его прежних границах, но и почти вдвое расширили, главным образом в юго-западном направлении.
К концу месяца полки 354-й дивизии вновь заняли оборону примерно на том же самом участке против деревни Мешки, на котором 4 октября были внезапно атакованы превосходящими силами врага.
Настало время для более длительной передышки, для пополнения дивизии, для подготовки к новым боям. И конечно же, в дни затишья вновь и вновь вспоминались живые и мертвые герои.
Комсомольцы
Передо мной обагренная кровью, потемневшая от времени довоенная ученическая тетрадка в клеточку. На ее обложке выцветшая надпись: «Подвиги комсомольцев 1203-го стрелкового полка. Комсорг батальона Васякин. 1944–1945 гг.» На первой странице рисунок, несколько наивный, неумелый, но достаточно убедительный и вдохновляющий: молодой воин с красной звездой на каске, крепко сжимая в руке древко полкового Знамени, идет в атаку.
Тетрадь эта когда-то принадлежала комсоргу третьего стрелкового батальона лейтенанту Сергею Васякину.
Я хорошо знал Сергея и как сейчас вижу его живым. Было ему в ту пору лет девятнадцать-двадцать. Скромный, тихий парень. Дни и ночи он в жарком бою всегда среди своих сверстников на переднем крае. В «тылу», то есть в штабе батальона, располагавшемся обычно за 400–500 метров от боевых позиций, появлялся только в случаях особой необходимости. В бою — всегда первый. Как-то под Калинковичами Сергей вступил в единоборство с вражеским танком, подбил его из сорокапятки и тем самым спас от разгрома стрелковый взвод. Васякин прекрасно владел несколькими военными специальностями. Не раз на поле боя заменял пулеметчиков, наводчиков и командиров расчетов пушек, метко стрелял из противотанкового ружья. Ну и конечно же, был неутомимым организатором, вожаком молодых воинов. Бойцы, сержанты обращались к нему за советами по самым сокровенным вопросам, любили его как верного друга и политического наставника.
На наревском плацдарме нам несколько раз доводилось видеть, как смело и самоотверженно дрался с врагами комсорг, как личным примером мужества и бесстрашия вдохновлял на подвиги своих молодых друзей.
Лейтенант Сергей Васякин пал смертью героя в бою под Данцигом (Гданьском). Его тетрадь с краткими записями о подвигах однополчан сохранилась как бесценная реликвия войны.
И еще одна тетрадь, пробитая осколком, сшитая из листков бумаги шпагатом, — своеобразное приложение к записям Сергея Васякина. Это дневник его боевого друга, комсорга первого стрелкового батальона того же полка Владимира Сквознякова, отважного воина и политического бойца, погибшего геройской смертью 6 октября в бою на наревском плацдарме.
Вести дневниковые записи на фронте было запрещено из-за опасения, что они могут попасть в руки врага, раскрыть военную тайну. Тем не менее некоторые фронтовики, особенно политработники, не надеясь на память, вели такие записи. Записывали самое главное, самое важное о боевых подвигах своих однополчан. Никакого секрета в подобных записях, естественно, не было. Фамилия воина и краткое описание совершенного им подвига. Только и всего.
Вот несколько записей из тетрадей комсоргов батальонов.
«На наши позиции шла пехота с танками. Один танк, стреляя на ходу, двигался на комсомольца Якуба Нарчаева. Нарчаев залег. Танк прошел в полуметре. Комсомольца завалило землей. Но он сумел подняться, взял автомат и уничтожил трех гитлеровцев. Прямым попаданием снаряда в окоп герой был убит».
«Фашисты шли в атаку. Смело встретил врага комсомолец сержант Авлакул Бутаев. Боец из его отделения Жуков подорвал противотанковой гранатой гусеницу танка. Некоторые танки прошли через траншею. Отделение Бутаева уничтожало пехоту. Сам он убил шесть вражеских солдат. Атака противника захлебнулась. Танки были подбиты артиллеристами. Герой Бутаев погиб. Посмертно представлен к награде».
«Комсомолец старший сержант Николай Плешков — командир минометного расчета, отличился в боях по удержанию наревского плацдарма. 5 октября гитлеровцы подходили к позициям минометной роты. Плешков сам встал за наводчика. Его точный огонь заставил фашистов залечь. В бою он уничтожил 25 гитлеровцев и подавил пулеметную точку врага. На другой день Плешков находился на наблюдательном пункте. Когда фашисты снова предприняли контратаку, он отлично скорректировал огонь минометной роты».
«Во время вражеской контратаки танк противника, переехав через траншею, завалил землей пулеметчика сержанта Григория Шарабуру и его помощника, а к траншее приближались вражеские пехотинцы. Когда Григорию с трудом удалось выбраться из-под земли и вытащить пулемет, пятеро гитлеровцев были уже в нескольких метрах от траншеи. Троих из них Шарабура уничтожил короткой пулеметной очередью, а двух, успевших ворваться в траншею, из автомата. Затем быстро установив на бруствере пулемет, Григорий открыл огонь по второй цепи гитлеровской пехоты и заставил ее залечь на невыгодной позиции.
За шесть дней боев на плацдарме сержант Григорий Шарабура участвовал в отражении 12 контратак танков и пехоты. Как бы ни складывалась боевая обстановка, его пулемет действовал безотказно. Сержант дрался умело и бесстрашно. Делом оправдал высокое звание члена ВЛКСМ».
«Смело вела себя в бою молодая комсомолка Зоя Идель, санинструктор. Зоя продолжительное время жила на оккупированной врагом территории. Собственными глазами видела, как фашисты расстреляли ее любимую учительницу и многих других односельчан. Когда один из фашистов, поджигавших при отступлении сельские хаты, оступился и упал, отважная девушка убила его камнем. С приходом советских войск она добровольно вступила в Красную Армию, стала санинструктором полка.
В первый день вражеского наступления на наревский плацдарм семнадцатилетняя девушка вынесла из-под огня 15 раненых бойцов и командиров».
«Во время отражения вражеской контратаки Михаил Протопопов был тяжело контужен — потерял слух и речь. Казалось бы, надолго отвоевался. Однако мужественный воин не оставил поля боя. На предложение парторга полка Т. Климовцева пройти в медсанбат, написал на клочке бумаги: „Из строя не уйду. Прошу считать меня коммунистом“. Его подчиненные Г. Шарабура, П. Бурмистров, Николай Чуяшков, Асан Унгарбаев, Тяпкин и другие прекрасно понимали без слов боевые распоряжения своего командира. В боях за наревскии плацдарм пулеметный взвод Протопопова прославил себя как отличное подразделение».
Впрочем, подвиг на наревском плацдарме для Михаила Федоровича Протопопова не был чем-то неожиданным. На фронт Михаил пришел добровольно в возрасте 17 лет. Воевал под Сталинградом. Там получил первую боевую награду — медаль «За отвагу». Участвовал в боях на Курской дуге. Неоднократно отличался во время наступления в Белоруссии, на наревском плацдарме… К медали «За отвагу» у Протопопова прибавились два ордена Отечественной войны I степени, орден Красного Знамени. На фронте он вступил в партию.
Вспоминается мне и командир пулеметной роты Николай Скороходов. Пулеметную роту он принял в разгар боя на плацдарме. Дрался смело, напористо, не раз выручал своим огнем стрелковые подразделения и артиллеристов. Однажды, когда в роте кончились патроны, пустил в ход трофейные реактивные снаряды. Бойцы выкапывали ямы, ставили туда снаряды, выстреливали в них бронебойно-зажигательными пулями, и снаряды летели на позиции противника.
Живые герои оставались в дивизии, погибшие — навечно в сердцах живых.

В междуречье
Начало января. В это время в Польше не так морозно, как в Подмосковье или на Орловщине. Тут климат мягче. Но все же зима и в Польше зима, особенно для тех, кто в окопах. Временами бушует, беснуется пурга. Снег мокрый, нудный и вокруг не видно ни зги.
Как раз в один из таких вьюжных дней в 354-ю дивизию приехал командующий армией генерал Батов. Приехал на броневике, без обычной свиты штабных офицеров.
Командарма я встретил возле дивизионного КП. КП добротное, глубоко врытое в землю и хорошо замаскированное. Как и положено, стал докладывать обстановку.
— Знаю. Все знаю, — оборвал доклад Павел Иванович. — Держите оборону. Готовите личный состав к наступлению… Все известно. Пойдем-ка лучше поговорим наедине.
Командарм дружески пожал руку, потом взял меня под локоть, и мы вошли в блиндаж.
— Карту! — сказал командарм адъютанту. Тот с привычной ловкостью и аккуратностью разложил оперативную карту на столе. — А теперь погуляй. Будешь нужен — позову, — добавил генерал, дав понять, что присутствие адъютанта при разговоре не обязательно.
Павел Иванович долго и сосредоточенно разглядывал карту, будто видел ее впервые. По переднему краю обороны плацдарма, тянувшемуся на много километров, на карте были четко обозначены номера шести стрелковых дивизий.
— К наступлению готов? — оторвав наконец взгляд от карты, спросил командарм.
— Еще не совсем, — откровенно признался я.
— А в чем задержка?
— Работаем с пополнением, товарищ командующий.
О том, как шла подготовка пополнения, Павел Иванович знал, наверное, нисколько не хуже меня. Большое пополнение дивизия получила в середине декабря. Оно состояло в основном из необученной и необстрелянной молодежи, мобилизованной военкоматами Молдавской ССР. Среди молодых бойцов оказалось немало и таких, которые слабо знали русский язык. Это создавало дополнительные трудности.
Общее руководство учебно-воспитательной работой возглавил мой заместитель по строевой части полковник Д. Д. Воробьев. К проведению занятий с новичками были привлечены лучшие командиры и политработники дивизии. Им активно помогали наиболее прославившиеся в боях рядовые воины.
Однако для всесторонней подготовки пополнения к наступлению требовалось время, а его даже по фронтовым нормам было очень мало.
В конце декабря командиров корпусов и дивизий под строгим секретом ориентировали в армии, что общее наступление начнется не раньше третьей декады января. В этот минимальный срок и старались закончить боевое сколачивание пополненных подразделений. И вот новое указание: все, что предполагалось сделать к 20 января, необходимо успеть к 14 января. Войска должны перейти в наступление на 5–6 дней раньше намеченного срока. Таково категорическое требование Верховного Главнокомандования.
— Придется поднажать. Время не ждет, — сказал командарм. — И еще одно. О переносе срока наступления никому ни слова. Строжайший секрет. Самый строжайший!
В тот же час Батов приказал срочно вызвать на КП комкора Алексеева. И пока его ждали, командующий рассказал о военно-политических событиях и плане наступательной операции под кодовым названием «Висла».
Дело оказалось в том, что немецко-фашистские войска, воспользовавшись временным затишьем на советско-германском фронте, нанесли в Арденнах мощный удар по союзным англо-американским войскам и значительно потеснили их.
В связи с этим Черчилль обратился к Сталину с просьбой ускорить наступление на восточном фронте с целью отвлечения противника от Арденн. Верховный это предложение принял.
— Наступление на гитлеровскую Германию, — сказал генерал Батов, — одновременно начнут пять фронтов. Главная задача наступательной операции — разгромить группировку противника на территории Польши и выйти на Одер. Вместе с тем отсечь и разгромить силы врага в Восточной Пруссии.
Войскам 65-й армии, переданным в состав 2-го Белорусского фронта, предстояло принять непосредственное участие в разгроме и уничтожении восточно-померанской группировки. В полосе армии оно начнется одновременно с двух наревских плацдармов — сероцкого и пултусского. Соединившись в Нове-Място, армия во взаимодействии с соседями окружает и уничтожает противника, а в дальнейшем развивает наступление на Плоньск.
Генерал Д. Ф. Алексеев приехал с начальником штаба корпуса полковником Н. М. Горбиным. В тот же час мы все четверо отправились на предварительную рекогносцировку местности. Позиции противника находились в каких-нибудь 250–300 метрах от передовых траншей и хорошо просматривались. Павел Иванович в течение нескольких минут внимательно изучал вражескую оборону на участке будущего прорыва, что-то записывал в блокнот. А когда прошли по траншеям вдоль всего оборонительного участка дивизии, объявил:
— Итак, решено. Начнем отсюда. Две дивизии вашего корпуса пойдут в первом эшелоне, одна — во втором. Какие и где, определите сами.
Отдав генералу Алексееву распоряжение — представить свои соображения о плане прорыва, командарм уехал, а комкор и я еще некоторое время провели на передовой, уточняя возможности развития будущего боя.
По возвращении на КП комкор сказал:
— Окончательное решение получите завтра-послезавтра, но, по всей вероятности, в первом эшелоне будут ваша дивизия и сто девяносто третья. Гвардейцы сорок четвертой двинутся во втором.

13 марта наша 354-я дивизия вместе с другими соединениями армии с боями вышла к реке Радауне Флисс — внешнему обводу данцигской обороны противника.
В боях за Гданьск
Город и порт Данциг (Гданьск) был заранее превращен гитлеровцами в оборонительную крепость. В штабе армии имелись на этот счет достаточно убедительные сведения, неоднократно проверенные как воздушной, так и наземной разведкой. Они не держались в секрете, во всяком случае от командиров и начальников штабов дивизий. Еще до подхода войск армии к внешнему данцигскому обводу генерал П. И. Батов предупредил нас — комдивов, что бой за Данциг будет наверняка ожесточенным и кровопролитным.
— Взять Данциг будет нелегко. Оборона там насыщенная, глубокая, превосходно оборудованная в инженерном отношении, — пояснял комкор Алексеев. — И все таки мы возьмем его. Не можем не взять. Главное — пробиться через внешний обвод, а там дело пойдет. Готовьтесь к трудным боям, товарищи. На это ориентируйте и личный состав.
При подходе к реке Радауне Флисс фронт 105-го стрелкового корпуса растянулся до 21 километра. Даже при стационарной обороне это не так уж мало. А ведь наступали далеко не полнокровными дивизиями. Войскам предстояло не только форсировать особенно капризную и опасную в пору весны реку, но и сломить сопротивление сильного противника.
В штабе корпуса на основе последних данных разведки установили, что против трех стрелковых дивизий и поддерживавших их спецчастей противник держит за рекой 254-ю, 242-ю пехотные и 12-ю авиаполевую дивизии, морскую команду «Иорк», сводные боевые группы «Герман» и «Гартман», крупные силы артиллерии, танков и самоходных орудий. На один километр фронта обороны гитлеровцы имеют 600 пехотинцев, до 20–25 единиц артиллерии, включая полевую, самоходную и танковую. Кроме того, противник располагает крупными силами береговой и корабельной артиллерии, находившейся в Гданьской бухте.
В артиллерии наступающий советский корпус имел почти тройное превосходство, а во всем остальном перевес был на стороне врага. Дивизии, конечно же, получили пополнение, но это почти не меняло положения. Если во время боев за наревский плацдарм имелась возможность подучить новичков военному делу, то теперь для этого времени не было.
Река Радауне Флисс и ее приток Штреллник представляли собой естественные преграды, прикрывавшие ближние подступы к Данцигу с востока и юго-запада. Перед реками тянулась гряда высот, заболоченная пойма и несколько озер в междуречье. Естественные преграды дополнялись многочисленными инженерными сооружениями, созданными в ближайших к городу населенных пунктах. Многие кирпичные дома приспосабливались к долговременной обороне.
И все же командарм принял решение: приступить к штурму внешнего обвода, измотать и обескровить врага, сломить его волю к сопротивлению. Главная роль в этом отводилась артиллерии.
Бои на реке Радауне Флисс продолжались 13 суток. Под ударами советской артиллерии, минометов, штурмовых групп оборона врага постепенно ослабевала, становилась все более уязвимой и в конце концов была сломлена. В ночь на 24 марта полки нашей дивизии на участке соседней 193-й дивизии переправились за реку и завязали бой за железную дорогу южнее Лессена. На следующий день дивизия овладела опорным пунктом врага — селением Хох Кельн. Это был довольно мощный узел сопротивления. Бой за него продолжался непрерывно несколько часов. Помимо обычного стрелкового оружия немецко-фашистская пехота на этом участке располагала большим количеством фаустпатронов, что в значительной мере снижало эффективность действий танкистов и самоходчиков.
Сопротивление гитлеровцев было исключительно упорным. Приходилось с боем брать каждый дом. В бою за Хох Кельн особенно отличился первый батальон 1203-го полка под командованием капитана А. П. Ялового. Накануне капитан был принят в партию и на партийном собрании заявил, что делом оправдает высокое звание коммуниста. И он сдержал слово. Благодаря умелому командованию и личному примеру отваги капитана Ялового батальон действовал напористо, смело. Ворвавшись в населенный пункт, батальон с ходу разгромил гарнизоны нескольких кирпичных домов и овладел ими. В первые же минуты боя капитан А. П. Яловой был ранен, но никому не сказал о ранении, продолжал управлять батальоном.
Командир стрелкового отделения молодой молдаванин И. Савко первым ворвался на окраину села, а когда был ранен командир взвода, не раздумывая, принял командование на себя.
И все же главная роль в овладении населенным пунктом Хох Кельн принадлежала бывалым воинам, таким, как командир стрелкового взвода старший лейтенант Б. Бурмистров, младший лейтенант В. Эрлин, парторг стрелковой роты сержант Тиминсали Исабеков…
С выходом войск за реку Радауне Флисс гитлеровцы все чаще стали применять дальнобойные крупнокалиберные орудия береговой и корабельной артиллерии. Взрывы снарядов были настолько мощными, что от них не спасали никакие блиндажи с многослойными укрытиями. Один из таких мощных снарядов разорвался совсем недалеко от временного НП дивизии. Взрывной волной нас отбросило далеко в сторону и контузило меня и начальника штаба 1203-го полка гвардии майора М. И. Глотова. Три бойца погибли.
— От этих чертовых мортир просто нет спасения, — поднимаясь с земли, пожаловался Глотов. — Кажется, ко всему уже привык, а от таких сильных взрывов тяжко.
Михаил Ильич Глотов действительно имел за плечами большой боевой опыт. В свое время воевал на Халхин-Голе, участвовал в боях на Ленинградском и Волховском фронтах, дрался под Сталинградом, на Курской дуге, не раз отличался в Бобруйской наступательной операции. В дивизию он прибыл в середине августа 1944 года, сменил раненого начальника штаба полка капитана Ф. Г. Сухова.
И вот такой отважный человек впервые в жизни признался, что ему от взрывов мортир тяжко. Об этом же поговаривали и другие офицеры. Необходимо было срочно принять какие-то меры, чтобы подавить огонь вражеских дальнобойных морских орудий. Договорились изменить тактику боя. Во время атак вплотную наседать на врага, максимально сближаться с ним. И надо сказать, эта маленькая военная хитрость помогла уберечь многих воинов от осколков снарядов дальнобойных орудий. Разумеется, гитлеровские морские артиллеристы продолжали вести огонь, только били теперь главным образом по пустому месту.
Готовясь к штурму Данцига (Гданьска), к уличным боям в городе, в ходе наступления мы создавали штурмовые отряды и группы, отрабатывали вопросы взаимодействия с саперами-подрывниками, артиллеристами, огнеметчиками и танкистами. При этом в штурмовых отрядах и группах большое внимание уделялось подготовке фаустников. В предшествующих боях дивизия захватила большое количество этого мощного противотанкового оружия врага. Задача состояла в том, чтобы быстро научиться овладеть им.
В предвидении неустойчивости технических средств связи в городских условиях готовились также резервные группы офицеров связи, пешие посыльные. Одновременно отрабатывались приемы и методы разведки в крупном городе.
Политотдел дивизии с помощью офицеров штаба разработал специальный доклад об уличных боях. В докладе приводились определенные данные и о том, что представляли собой город Гданьск, его порт и крепость, каковы особенности его улиц и возможных укреплений. Воины как бы заочно знакомились с городом, в боях за который им предстояло принять участие. Упоминалось в докладе и о том немаловажном событии, как штурм и освобождение города Гданьска от французских оккупантов русскими войсками в 1813 году.
Штурм
Рано утром 26 марта передовые подразделения дивизии при поддержке артиллерии и 116-й танковой бригады ворвались в пригород Гданьска — Эммаус. Почти одновременно завязали бои за Эммаус части 44-й гвардейской и 193-й стрелковых дивизий. Несколько левее продвигались вперед соединения другого стрелкового корпуса 65-й армии вместе с польскими танкистами. А накануне в пригород вышли с востока дивизии 2-й ударной армии, наступавшей по западному берегу Вислы.
Эммаус хотя и значился на оперативных картах пригородом Гданьска, но фактически представлял собой начало города, отделенного от центра железнодорожной линией. Точнее, это был военный городок с огромными многоэтажными казармами, массивными жилыми домами, складами… Именно отсюда дивизиям корпуса предстояло начинать бой непосредственно за Гданьск.
— Мы должны как можно быстрее овладеть Эммаусом, — ставил задачу комкор Алексеев, — не допустить отхода противника к центру города, избежать в Эммаусе затяжных уличных боев.
Избежать затяжных уличных боев! Это требование диктовалось не только необходимостью быстрее прорваться к центру города. Прежде всего имелось в виду не допустить напрасных потерь живой силы и боевой техники. Дело в том, что Эммаус, расположенный в неширокой низине, окаймлен с севера и юга высокими холмами. Владея этими холмами, гитлеровцы имели возможность держать пригород под перекрестным пулеметным огнем. Любая задержка на улицах пригорода, любое скопление войск неизбежно привели бы к неоправданным потерям.
Командарм генерал П. И. Батов дал строгое указание: наступление в городе вести небольшими группами пехоты, усиленными артиллерией и минометами, при непосредственной поддержке танков и самоходных орудий. Основные силы использовать для овладения высотами, обходя их с флангов тыла. Для непосредственной поддержки атак всю батальонную, полковую и пушечную дивизионную артиллерию иметь в боевых порядках пехоты. Рекомендовалось проявлять больше инициативы при выдвижении артиллерии на прямую наводку, смену огневых позиций артиллерии производить поорудийно.
Кажется, было учтено все, вплоть до массированной строго нацеленной поддержки наступления с воздуха авиацией 4-й воздушной армии. Корпус получил боевую задачу: одновременно силами трех дивизий нанести стремительный удар вдоль трех сквозных улиц Эммауса, выйти к железнодорожному полотну в районе Зильберг-Хотте, ворваться в центр города и овладеть зданиями сената, парламента и консульства.
Поначалу все шло нормально. Штурмовые отряды и группы при поддержке артиллерии и минометов с ходу овладели несколькими зданиями. Но как только окраина пригорода оказалась очищенной от гитлеровцев, наступление застопорилось. Береговая и корабельная артиллерия врага открыла по боевым порядкам наступающих массированный огонь, преодолеть зону которого было практически невозможно. Штурмовые отряды и группы залегли.
Прекратил атаку и самый боевой полк дивизии, которым командовал Герой Советского Союза полковник М. Н. Павлов.
С НП дивизии связался с Павловым по рации. Тот взволнованно доложил:
— Ведут прицельный огонь, гады. Головы не поднять. Есть убитые и раненые… — После паузы неожиданно добавил: — Одну минуту, товарищ сто первый. Я свяжусь с вам чуть позже. Разрешите?
Минут через пять Михаил Никитич сам попросил меня к рации и радостно сообщил:
— Полковые разведчики обнаружили на крыше одного из домов на окраине Эммауса двух вражеских матросов-корректировщиков и уничтожили их. Противник теперь лишен возможности вести прицельный огонь. Полк снова атакует.
Позже рассказали подробности этого события. Перебегавших по крыше вражеских корректировщиков обнаружили не разведчики. Их увидел командир полка Павлов, когда говорил с комдивом по рации. Он тут же взял у радиста автомат и меткой очередью уложил обоих корректировщиков. Мастерством меткой стрельбы герой-полковник славился на всю дивизию.
Бой за Эммаус с самого начала принял типично уличный характер. Гитлеровцев приходилось «выкуривать» из каждого приспособленного к обороне дома. Порой бывало так, что, очистив нижние этажи такого дома, стрелки, автоматчики, артиллеристы по два-три часа кряду продолжали бой с противником, засевшим на верхних этажах.
В одном из больших домов фашисты, вооруженные зенитными и крупнокалиберными пулеметами, обосновались на чердаке. Выбить их оттуда никак не удавалось. Но так как дом был многоэтажный и стоял на перекрестке улиц, на первом его этаже расположился штаб батальона. Когда над Эммаусом появились советские бомбардировщики, засевшие на чердаке вражеские солдаты открыли по ним зенитно-пулеметный огонь. Летчики, не подозревая о том, что в доме находится штаб своего батальона, сбросили бомбы. Одна из них угодила в крышу дома. От мощного взрыва обрушились потолки вплоть до первого этажа. Гитлеровцы, засевшие на чердаке, были убиты, но вместе с тем пострадали штурмовая группа и штаб батальона. Одни погибли, другие получили ранения. Был тяжело ранен храбрейший комбат в дивизии Магомед Усманович Гамзатов. Он долго лечился и уже не вернулся в дивизию.
Этот драматический эпизод послужил серьезным уроком. В дальнейшем штабы полков и батальонов располагались, как правило, в домах, уже полностью очищенных от противника.
В преобладающем большинстве штурмовые группы действовали смело и напористо. Каждый боец знал свой маневр. Перед блокированием того или иного дома на него прежде всего обрушивали сильный огонь артиллерии. Под его прикрытием в здание врывались небольшие группы стрелков и автоматчиков, забрасывали гитлеровцев гранатами, уничтожали из автоматов и винтовок, а при необходимости применяли и трофейное оружие — фаустпатроны.
В бою за овладение подвалом одного из зданий отделение молодых бойцов под командованием молдаванина Ивана Савко разгромило численно превосходившую группу гитлеровцев. Захватив подвал, бойцы отделения приступили к очищению верхних этажей. Более тридцати фашистов было убито, а семнадцать взято в плен.
О подвиге пулеметчика Гудумана Сава политотдел дивизии выпустил листовку на молдавском языке. В ней говорилось: «Товарищ! Прочти и расскажи другим, как дрался пулеметчик-молдаванин Гудуман Сава. Он прошел путь от Нарева до Данцига, уничтожая гитлеровцев огнем своего пулемета. В сегодняшнем бою он первым ворвался в траншею противника, подавил немецкий пулемет, рассеял и частично уничтожил до взвода пехоты противника.
Слава бесстрашному пулеметчику! Вперед, на Данциг!» Следуя примеру своего земляка, отличился в бою и красноармеец Е. Фырфа. Случилось так, что ему вместе с небольшой группой однополчан пришлось долго отбиваться от наседавших со всех сторон вражеских солдат. Отстреливались до последнего патрона, а когда боеприпасы кончились, Фырфа первым вступил в рукопашную схватку и увлек за собой остальных бойцов. Изловчившись, он вырвал у вражеского солдата автомат и пустил его в дело. Нескольких гитлеровцев уничтожил, а троих взял в плен.
Одну из особых штурмовых групп возглавил лично парторг полка лейтенант Газиз Калелов. В бою он был ранен, но, немного подлечившись, вернулся в полк снова.
Во взятии ряда строений принял непосредственное участие помощник начальника оперативного отделения штаба корпуса подполковник Н. П. Мельников, тот самый, который сопровождал когда-то меня в дивизию. Приехал он, конечно, по своим оперативным делам, а когда обстановка усложнилась, лично командовал одним из штурмовых отрядов. Его отряд участвовал в боях за ратушу и радиостанцию и одним из первых вышел к берегу так называемой Мертвой Вислы.
Полностью пригород был взят войсками незадолго до наступления ночи. С выходом полков к железной дороге я переместил командный и наблюдательный пункты в район Гильберг-Хотте. Отсюда хорошо просматривалась центральная часть города.

Поздно вечером на НП собрались руководящие офицеры дивизии, чтобы обменяться мнениями об итогах боевого дня. Высказывались кратко. Каждый вносил конкретные предложения по своей службе и специальности. Особое внимание обращалось на необходимость упорядочить обеспечение личного состава горячей пищей, медикаментами, боеприпасами. Было решено в течение ночи проверить, все ли воины имеют противогазы. Противник в предвидении разгрома мог применить и отравляющие вещества.
Минувший боевой день был, несомненно, успешным. Однако успех омрачали значительные потери. В тяжелом состоянии был отправлен в госпиталь комбат капитан Андрей Яловой. Смертью героя пал комсорг того же полка Сергей Васякин…
Все, конечно, понимали, что бой есть бой и потери в нем неизбежны. Тем не менее хотелось избежать неоправданных потерь, а для этого требовалось более тщательно готовить каждую атаку.
Днем 26 марта в дивизию пришла еще одна печальная весть. В бою за Эммаус погибли командир 37-й гвардейской дивизии генерал-майор С. У. Рахимов и начальник политотдела полковник А. М. Смирнов.
В штабе нашей дивизии хорошо знали генерала Рахимова. Он первым из советских воинов-узбеков был удостоен высокого генеральского звания. Бывший безграмотный батрак стал красным командиром еще в годы борьбы с басмачами. В Великую Отечественную войну Рахимов вступил в августе 1942 г. уже опытным, вполне сформировавшимся командиром. Среди гвардейцев он пользовался огромнейшим авторитетом не только как комдив, но и как бесстрашный воин, имевший одиннадцать ранений, награжденный за подвиги в боях четырьмя орденами Красного Знамени. Позже, уже в послевоенные годы, Президиум Верховного Совета СССР по праву удостоил его посмертно звания Героя Советского Союза.
Штурм продолжается
Когда совещание по подведению итогов боя в Эммаусе подходило к концу, меня вызвал к телефону начальник штаба армии генерал М., В. Бобков.
— На участке Гребенника (генерал-майор К. Е. Гребенник вступил в командование 37-й гвардейской дивизией после гибели генерала С. У. Рахимова) два немецких солдата-перебежчика передали советскому командованию копию телеграммы Гитлера, адресованной начальнику гарнизона Данцига командиру 24-го армейского корпуса генералу Фельцману. Коменданту вменялось в обязанность: «Город оборонять до последнего человека. О капитуляции не может быть и речи. Офицеров и солдат, проявивших малодушие, немедленно предавать военно-полевым судам и публично вешать…» Те же перебежчики показали, что гарнизон Данцига состоит более чем из 50 тысяч солдат и офицеров, хорошо вооружен и обеспечен всем необходимым для длительной обороны.
— Что ж. Пятьдесят так пятьдесят. Только все равно не выполнить им гитлеровского приказа, даже если они перевешают всех «малодушных», — сказал полковник Воробьев.
С той поры как начались бои у данцигского обвода, люди уже привыкли к тому, что каждый рассвет начинался с грохота сотен орудий, рева авиационных моторов в воздухе, со взрывов множества авиабомб во всех концах города. Летчики 4-й воздушной армии генерала К. А. Вершинина, сокрушая оборону врага в Данциге, в течение трех дней почти непрерывно бомбили город и его окрестности, причем в бомбежках участвовали не отдельные звенья или эскадрильи. В воздух одновременно поднимались целые полки, дивизии тяжелых и средних бомбардировщиков, истребителей, штурмовиков. Так было все дни. Но утро, наступившее после взятия советскими войсками Эммауса, встретило непривычной тишиной. Дело в том, что до рассвета было получено приказание командующего фронтом о прекращении огня в связи с тем, что противнику предъявлен ультиматум — сложить оружие. Кружившие над городом советские самолеты сбрасывали теперь не бомбы, а десятки тысяч листовок с текстом ультиматума на немецком языке. В листовке, подписанной командующим 2-м Белорусским фронтом Маршалом Советского Союза К. К. Рокоссовским, обращенной к немецким солдатам, офицерам и генералам, говорилось:
«Железное кольцо моих войск все плотнее затягивается вокруг вас. Дальнейшее сопротивление в этих условиях бессмысленно и приведет только к гибели вашей и гибели сотен тысяч женщин, детей и стариков…» Дальше следовало предложение — прекратить сопротивление, сложить оружие, сдать город без боя. Указывался срок исполнения ультиматума.
Однако затишье было недолгим. Немецко-фашистское командование не вняло призыву благоразумия, не ответило на советский ультиматум, и как только минул установленный советским командованием срок, вновь заговорили орудия, вновь поднялись в воздух сотни самолетов. Начался штурм города.
После продолжительной артиллерийской и авиационной подготовки ринулись в атаку стрелковые части. Поначалу успешно продвигались вперед все соединения. Но вот на НП дивизии поступило тревожное сообщение. Командир подполковник Н. И. Петухов, недавно сменивший в этой должности отозванного на повышение полковника Працько, доложил по радио, что полк залег на площади под огнем врага. Необходима помощь.
То, что полк залег и прекратил продвижение, мне было видно с дивизионного НП. Перед боевыми порядками полка возвышалось высокое, монументальное здание костела, превращенного гитлеровцами в опорный пункт обороны.
Оказать Петухову помощь было нечем. А тут, как назло, усилились радиопомехи. Голос командира полка буквально тонул в неразберихе радиошумов и различных команд на русском и немецком языках. Понять, что говорил Петухов, было практически невозможно. И вдруг, перекрывая шум, послышался недовольный голос командарма Батова:
— Почему остановились, Владимир Николаевич? Вперед! Быстрее надо вперед!
Мне ничего иного не оставалось, как самому отправиться на полковой НП, чтобы на месте разобраться в обстановке и принять необходимые меры. Командарм не любил повторять свои приказания.
Петляя по узким переулкам, мы с начальником разведки Антипенко пробрались к Петухову. Старинное, мрачное здание костела стояло на пути полка, словно злой демон, ощетинившись добрым десятком пулеметов, установленных в узких окнах-бойницах. Для подавления их огня требовался мощный артиллерийский удар не только полковой, но и дивизионной артиллерии.
Быстро связался с командиром артполка, поставил ему боевую задачу. Минут десять артиллеристы долбили метровые стены костела бронебойными снарядами. Несколько вражеских пулеметов было разбито прямым попаданием. Оставшиеся неповрежденными на какое-то время вынуждены были прекратить огонь. Воспользовавшись этим, две штурмовые группы ворвались в здание костела и вскоре покончили с его гарнизоном. Парторг первой роты сержант И. Лазуткин водрузил на крыше захваченного здания красный флаг.
«Операция „Гданьский костел“», как позже в шутку назвали в полку этот боевой эпизод, отняла минут сорок драгоценного времени. Но, как известно, в любом деле важны результаты. А они были налицо. Захват костела расчистил путь полкам дивизии. Штурмовые отряды и группы перенесли бои в центр города. Им на каждом шагу помогали воины 420-й отдельной разведроты капитана Н. Я. Друзенко. Разведчики, словно тени, просачивались между разрушенными строениями, с удивительной ловкостью взбирались по пожарным лестницам на крыши домов и оттуда корректировали огонь артиллерии по нужным целям. Взаимодействие между артиллеристами, минометчиками и штурмовыми группами осуществлялось непрерывно, что позволяло без сколько-нибудь значительных потерь овладевать укрепленными зданиями.
Немецко-фашистский гарнизон Гданьска располагал значительным количеством танков и самоходных орудий, в том числе тяжелых. Не пропустить их на улицы, где действовали штурмовые группы, постоянно охранять их от танковых ударов — эту задачу решал 274-й ОИПТАД майора В. Г. Ющенко. Танкам и самоходкам врага, несмотря на неоднократные попытки, по существу, ни разу не удалось пробиться на улицы, вдоль которых вели наступление полки дивизии.
Был такой случай. Вражеский термитный снаряд угодил в прицеп автомашины с противотанковой пушкой, нагруженный ящиками с боеприпасами. Загорелись резиновые покрышки на колесах прицепа. Пламя вот-вот должно было перекинуться на ящики с боеприпасами. Взрыв, казалось, неминуем. Но тут к горевшему прицепу подбежал пожилой боец с другой машины. Не страшась пламени и опасности взрыва, он стал заливать горевшие покрышки водой, черпая ее ведром из лужи. Прицеп с боеприпасами был спасен.
Гитлеровцы сопротивлялись с отчаянностью смертников. Но у наступающих не было ни одного случая неоправданного кровопролития. Всякий раз, как только немецкие солдаты и офицеры бросали оружие и поднимали вверх руки, советские воины тут же прекращали огонь, брали побежденных в плен и отправляли на сборный пункт дивизии. Высокий гуманизм проявляли и медики дивизии. Уставшие до изнеможения от бесконечных операций и перевязок раненых бойцов, не спавшие по двое-трое суток подряд, они все же ухитрялись выкраивать время для оказания медицинской помощи раненым пленным.
В ходе уличных боев одно из подразделений дивизии обнаружило в подвале только что занятого дома брошенный фашистскими медиками госпиталь с несколькими десятками тяжело раненных солдат и офицеров.
— Товарищ генерал, как быть с ранеными немцами? Многим из них требуется срочная хирургическая помощь, — обратился ко мне за советом начсандив подполковник И. М. Товбин.
— Прежде всего организуйте охрану госпиталя, чтобы в него не пробрались эсэсовцы, — приказал Товбину. — Ну а после решай сам. Тебе, врачу, видней, что делать.
Начсандив немедленно организовал охрану госпиталя и послал туда двух врачей-хирургов и нескольких медсестер, которые сделали все возможное для спасения от смерти раненых солдат и офицеров противника.
О высокой гуманности советских людей говорит и такой поступок в трудный день, 28 марта 1945 года, совершенный отважным фельдшером Ноной Савченко. Осматривая дом для размещения раненых саперов, она обнаружила в нем смертельно перепуганную молодую немку, у которой начинались родовые схватки. Женщина корчилась от боли и что-то невнятно лепетала по-немецки. Хотя времени было в обрез, медицинской помощи ждали раненые саперы, она не оставила немку в беде. Быстро уложила ее в постель и приняла роды.
Как оказалось, роженица несколько дней голодала. Никто из оборонявших дом гитлеровских солдат не дал ей даже куска хлеба. Нона Савченко послала бойца к старшине роты, и тот вскоре принес котелок наваристого супа и большую краюху хлеба. Прижимая новорожденную девочку к груди, немка горячо благодарила советских людей за помощь и заботу.
И еще факт гуманности — один из многих.
Телефонистка полка Таня Митрофанова увидела в проеме окна рушившегося дома испуганного, взывавшего о помощи немецкого мальчика. Ни секунды не раздумывая, бросилась она спасать ребенка. В этот момент дом рухнул, и Таня оказалась в заваленном подвале. Пять часов провела она там в одиночестве, придавленная тяжелой балкой. Таню спасли от неминуемой мучительной смерти саперы, услышавшие ее стоны. Как только она пришла в себя, тут же спросила:
— А мальчик?.. Немецкий мальчик? Его спасли?
…Отвергнув ультиматум советского командования о прекращении сопротивления, фашистские генералы и полковники обрекли на неминуемую смерть не только тысячи своих солдат и офицеров, но и мирное население Данцига.
Впрочем, мирные жители довольно быстро убедились, что зарвавшиеся фашистские вояки и не думали об их спасении, об облегчении судьбы женщин, детей и стариков. Поняли, что надо искать спасения самим. И многие тысячи мирных горожан нашли его на территории, занятой советскими войсками.
Как только советские войска вновь приступили к штурму города, из него хлынули многотысячные толпы жителей. «Старые и малые спешили уйти подальше от ада, — вспоминает об этом в книге „Второй эшелон“ бывший редактор дивизионной газеты „Советский патриот“ писатель Евгений Петров. — Беженцы таборами располагались на площадях и улицах освобожденных пригородов. Многие из них, особенно женщины, укутанные в шали и одеяла, в страхе ожидали расправы. И каково было их удивление, когда они увидели походные кухни с дымящимися щами, кашей, ароматным чаем.
— Подходи, не трясись! — говорил бравый повар. Немки не верили. Подсылали для проверки детей: русские, дескать, хоть и звери, но не тронут же маленьких.
Голод, как говорится, не тетка. У кухонь выстроились хвосты удивленных, растерянных беженцев. И думалось невольно: разве так было на нашей земле?..»
Несколько семей немцев-беженцев расположилось и неподалеку от НП дивизии. Среди них — множество подростков и совсем крохотных ребятишек. Бойцы, охранявшие НП, что-то говорили немкам-мамашам, чтобы те вместе с детьми ушли подальше, в тыл, но те смотрели на них испуганными глазами. Находиться же беженцам возле НП было небезопасно. Время от времени тут рвались снаряды дальнобойной морской артиллерии. Попади один из таких снарядов в группу беженцев, от женщин и детей не осталось бы и следа.
Пришлось послать к ним переводчика. Поняв, в чем дело, беженцы отошли подальше. Возможно, больше чем слова об опасности, убедило их сообщение о том, что в пригороде Эммауса можно получить пищу.
Глядя на беженцев из охваченного пламенем Гданьска, советские воины не могли не вспомнить о Тремблинке и других фашистских концлагерях, встречавшихся на их пути. В некоторых из них имелись женские бараки, в которых были заточены и обречены на смерть женщины многих национальностей, зачастую вместе с малолетними детьми. Эсэсовские охранники избивали и убивали их, травили газом, умерщвляли голодом, сжигали живыми в крематориях.
«Что же происходит? — спрашивали иногда солдаты. — Ведь среди беженцев есть матери и сестры тех фашистов, которые расстреливали, вешали, втаптывали в землю наших женщин и детей. Надо ли заботиться о том, чтобы спасти им жизнь?»
— Женщины и дети не виноваты, — был ответ. — Не они, а фашисты, бесноватый фюрер и его приспешники развязали войну. Мы воюем не против немцев вообще, а против фашизма, против фашистской захватнической, разбойничьей армии. Немецкому народу развязанная Гитлером и его нацистской сворой война тоже осточертела. Жители Германии виноваты разве лишь в том, что смирились с фашистской диктатурой.
Трудно было в душе примирить эти два прямо противоположных чувства. И все же верх брало воспитанное в советских воинах чувство справедливости к людям, идея гуманного отношения к мирному немецкому населению.
Во второй половине дня 28 марта части дивизии при поддержке артиллерии, танков, авиации полностью очистили от фашистских войск две важные улицы и вышли к каналу Бассин-Мотлау. Первыми прорвались сюда разведчики 1201-го стрелкового полка под командованием старшего сержанта С. Исаева. Однако переправиться на противоположный берег канала мешали засевшие в одном из прибрежных домов гитлеровцы. Имея выгодный обзор, они ни на минуту не прекращали огня из пулеметов и автоматов. В воде канала и на берегу непрестанно грохали взрывы фаустпатронов.
Однако это не остановило участника сражения за Днепр командира разведгруппы Исаева. Несмотря на сильный огонь противника, он вместе со своими подчиненными сумел быстро преодолеть канал. Заняв выгодную позицию, разведчики вступили в единоборство с засевшими в доме фашистами и захватили дом.
Воспользовавшись успехом разведчиков, через канал вскоре переправились по быстро наведенному саперами штурмовому мостику все подразделения полка. Потом частями дивизии были захвачены паромная переправа и мосты. Начался бой в центре города. Вступили в бой за овладение центром Гданьска и соседи по корпусу, армии. Наиболее важные и массивные здания, расположенные в центральной части города, оказались на участке наступления нашей дивизии. С боем были взяты здания парламента, юстиции, консульства, радиостанции, представительства бывшей Лиги наций.
В боях за овладение центром города отличились многие подразделения дивизии. Стрелковая рота капитана Н. Копылова разгромила крупный опорный пункт обороны врага в многоэтажном кирпичном доме и расчистила таким образом путь для движения вперед всему полку. При этом особенно храбро и мужественно действовала штурмовая группа роты во главе со старшим лейтенантом К. Задоляном.
Штурмовая группа другой роты, возглавляемая старшим сержантом Ф. Пономаревым, только в бою за овладение одним домом уничтожила до двух десятков вооруженных до зубов гитлеровцев, захватила несколько вражеских солдат в плен. В составе группы наиболее смело «выкуривал» врага из здания комсорг роты сержант И. Лепеткин.
Действуя в боевых порядках стрелковых подразделений, артгруппа старшего лейтенанта Цикаришвили в течение одного дня подавила и уничтожила 11 пулеметных точек противника, рассеяла 3 минбатареи.
Гитлеровцы по-прежнему отчаянно сопротивлялись, но это было сопротивление издыхающего врага. В конце дня 28 марта стало известно, что войска генерал-лейтенанта В. 3. Романовского, генерал-полковника В. С. Попова и генерал-лейтенанта П. И. Ляпина овладели городом Гдыня — важной военно-морской базой и портом на Балтийском море. С падением Гдыни вражеская группировка, оборонявшаяся в районе Гданьска и его окрестностях, оказалась прижатой к морю. На суше у нее уже не существовало никаких путей отхода.
Надо полагать, фашистский генерал Фельцман, еще значившийся в Берлине военным комендантом города-крепости на Балтике, не спешил «обрадовать» своих подчиненных этой новостью. Возможно, солдаты и офицеры Гданьского гарнизона до самого последнего момента так и не знали, что Гдыня уже в руках советских войск. Они оборонялись, цепляясь за каждый мало-мальски выгодный рубеж, за каждый дом.
Когда на полуразрушенный, задымленный, объятый пожарами город-крепость опустилась темная мартовская ночь, дивизия подошла к Мертвой Висле — широкому каналу с застойной, «мертвой» водой. Преодолеть эту водную преграду оказалось очень трудно. Бетонные берега крутые и скользкие. Река широкая. Даже если переплывешь ее на лодке, на северный берег не выбраться. Там совсем не за что зацепиться.
Противник, безусловно, это хорошо понимал, и как только войска подошли к Мертвой Висле, открыл бешеный огонь из всех видов оружия. А командарм и командир корпуса настойчиво требовали: «Вперед! Задерживаться нельзя!»
Дивизии, однако, повезло. Неподалеку подразделения 167-го инженерно-саперного батальона с ходу захватили мост через Мертвую Вислу, полки дивизии немедленно устремились к нему и быстро переправились на северный берег. Начался бой за очищение восточной окраины. Бои за полное очищение Гданьска от немецко-фашистских оккупантов не прекращались всю ночь и следующий день. Над ратушей уже много часов реяло польское национальное знамя, установленное капитаном 1-й польской танковой бригады имени героев Вестерплятте Михаем Згибневым.
Старинный польский город и порт Гданьск полностью был очищен от противника лишь поздно вечером 29 марта. При освобождении восточной части города гитлеровцы все чаще стали сдаваться в плен. За время уличных боев, начиная с пригорода Эммаус, только нашей дивизией было взято более 800 пленных. Многие вражеские солдаты и офицеры, прежде всего эсэсовцы, страшась ответственности за свои зверства, которые они творили на советской и польской земле, вместо сдачи в плен переодевались в гражданскую одежду и выдавали себя за мирных жителей. В последний день боев за Гданьск советские воины обнаружили немало таких фашистов и препроводили на сборный пункт военнопленных.
Рано утром 30 марта адъютант Сергей Полухин принес очередной номер дивизионной газеты «Советский патриот» и изданную политотделом листовку, посвященную героическим подвигам командира артрасчета старшего сержанта Василия Стрелы.
Василий Стрела прибыл в дивизию примерно за месяц до форсирования Нарева. В должности старшины батареи противотанковых пушек участвовал в нескольких боях. На наревском плацдарме Василий Стрела стал замковым. Двое суток подряд не отходил он от орудия, вместе с другими отражал контратаки вражеских танков и пехоты. Выбыл из строя командир расчета. Его заменил Василий Стрела.
Более тысячи километров от Нарева до Балтики прошел с боями Василий Стрела, возглавляя орудийный расчет. И сам он, и его товарищи не раз совершали смелые боевые подвиги.

В боях за Гданьск расчет сорокапятки Василия Стрелы уничтожил 15 пулеметных точек врага, подавил огонь трех крупнокалиберных пулеметов, минометной батареи.
Из-за высокого земляного вала, устроенного немцами на городской улице, била вражеская минометная батарея. Мины одна за другой то и дело рвались в боевых порядках стрелков.
— Выкатить орудие! — приказал старший сержант Стрела.
Подтащив сорокапятку к земляному валу, артиллеристы достали лопаты и поочередно стали рыть нишу. Двое копали, один наблюдал. В толстой земляной насыпи образовалось «окно». Установив в нише орудие, Стрела встал к панораме. Прогремело несколько выстрелов. В укрытии, откуда била немецкая батарея, взметнулись столбы взрывов. Враг был уничтожен. Вскоре наблюдатель обнаружил в стороне, в ровике, немецкую противотанковую пушку. Тремя снарядами Стрела накрыл и эту цель, расчистил путь пехоте.
В этом же номере газеты был опубликован поздравительный приказ Верховного Главнокомандующего войскам 2-го Белорусского фронта, завершившим разгром данцигской группировки немцев и овладевшим городом и крепостью Данциг (Гданьск) — важнейшим портом и военно-морской базой на Балтийском море. Особо отличившийся в этих боях 1201-й стрелковый полк нашей дивизии был удостоен почетного наименования Гданьский. Два других награждены орденом Красного Знамени.
У самого моря
После разгрома Данцигского гарнизона противника основные силы 2-го Белорусского фронта форсированным маршем двинулись в район Штеттина (Щецина). Им предстояло сражаться за Одер, принять участие в завершающей наступательной операции советских войск — Берлинской. А в это время 354-й и 193-й стрелковым дивизиям было приказано завершить ликвидацию остатков прижатой к морю вражеской группировки.
Выбитые из Гданьска, в значительной степени дезорганизованные, разрозненные группы гитлеровцев сосредоточились в Хайбуде, у самого побережья Балтики. В мирное время сюда обычно отводился на ночную стоянку городской транспорт — трамваи, троллейбусы, автобусы. Теперь многочисленные гаражи и автопарки Хайбуде стали последним прибежищем остатков фашистских войск, еще не потерявших надежды эвакуироваться морским путем в глубь Германии. В районе Хайбуде имелось также большое количество военной техники, которое немецко-фашистское командование собиралось вывезти на морских судах.
Вражеские военные корабли находились сравнительно недалеко от берега. Фашистские вояки, в основном эсэсовцы, все еще надеялись удрать восвояси и в ожидании подхода своих кораблей сопротивлялись. Бои за Хайбуде длились почти неделю. По нескольку раз в день меня вызывал к рации командарм и требовал объяснений, почему дивизия топчется на месте.
— Мне стыдно за вас со Скоробогаткиным, — говорил командарм. — Две дивизии столько времени не могут разделаться с жалкой кучкой насмерть перепуганных гитлеровцев. Позор!
Две дивизии! Но вернее было сказать — два полка. В бой за Гданьск 354-я дивизия вступила, имея не больше трети штатного состава. Примерно столько же «активных штыков» имелось и в 193-й дивизии генерал-майора К. Ф. Скоробогаткина. К тому же группа гитлеровцев оказалась не такой уж маленькой и небоеспособной, как поначалу ее представляли. Засевшие в Хайбуде эсэсовцы вместе с бежавшими в страхе перед возмездием бывшими полицаями и служившими в войсках вермахта разными изменниками составляли немалую силу.
И все же трудно было оправдаться перед командармом. Дивизия первой в армии форсировала Вислу, отличилась в боях за Старогард и Гданьск, а тут не может очистить от разбитого и действительно перепуганного насмерть противника совсем небольшой участок побережья.
Вечером 5 апреля мы договорились со Скоробогаткиным атаковать врага на узком участке объединенными силами обеих дивизий. За ночь перегруппировались, а на рассвете 6 апреля нанесли по противнику концентрированный удар. Гитлеровцы, по всей вероятности, не ожидали столь сильного натиска, стали отходить к берегу моря, затем в панике заметались по побережью. Теперь им оставалось одно из двух: либо сложить оружие и сдаться в плен, либо бесславно погибнуть. Эсэсовские офицеры все еще хорохорились, гнали солдат в бой. Но к часу дня Хайбуде было взято и дивизии вышли к морю.
Мне никогда не забыть этих радостных минут. После ожесточенного боя вдруг наступила тишина. У ног слабой волной билась о берег Балтика. Невольно подумалось: «Как долго шли к твоим берегам, суровое Балтийское море!» Перед мысленным взором прошли многие и многие бои, лица тысяч воинов, друзей, товарищей — живых и погибших. Память будто заново провела меня по фронтовым дорогам и полям Молдавии, Украины, Курщины, Орловщины, по лесам и болотам Белоруссии, по деревням, селам и городам дружественной Польши… Сколько же пройдено немеренных и несчитанных фронтовых верст! Без малого четыре года добирались сюда. Стольких людей потеряли.
Наклонившись, зачерпнул в пригоршни морской воды и с неповторимым наслаждением умылся. И вдруг увидел у самого горизонта вражеские корабли. Они на всех парах удирали подальше от Гданьского порта, теперь уже на вечные времена принадлежавшего его исконным хозяевам — полякам.
По подсчетам штабников, в боях за Хайбуде противник потерял только убитыми до семисот солдат и офицеров. Свыше тысячи гитлеровцев было взято в плен. Захвачены огромные трофеи: без малого 2,5 тысячи автомашин, 24 танка и самоходных орудия, 25 тракторов-тягачей, 256 артиллерийских орудий, 26 обычных и 10 многоствольных минометов, свыше 2 тысяч винтовок и автоматов, 3 склада с боеприпасами. Примерно столько же трофеев было захвачено и в полосе действий 193-й стрелковой дивизии. Вся эта боевая техника и военное имущество предназначались гитлеровцами для вывоза в глубь Германии.
Когда я по радио доложил командарму о захваченных трофеях, тот, чувствовалось, поверил не сразу:
— Хорошо, приеду сам посмотрю, — сказал Павел Иванович.
Не прошло и часа, как он прибыл в Хайбуде.
Остановились возле зарытых гитлеровцами в землю «фердинандов». Командарм еще раз окинул взглядом трофеи, с доброй улыбкой удовлетворенности сказал:
— Напрасно, выходит, я ругал вас, друзья. Силы у немцев тут были в самом деле значительные. Ну что ж, будем считать — задача выполнена.
После осмотра захваченных трофеев Павел Иванович Батов рассказал мне и Скоробогаткину об оперативной обстановке. Основные силы 2-го Белорусского фронта, участвовавшие в разгроме восточно-померанской группировки врага, по прибытии на Одер сменяют на левом крыле войска 1-го Белорусского фронта. Теперь туда же двинется и 65-я армия. Она несколько задержалась по той причине, что прикрывала перегруппировку войск от возможных ударов оставшихся еще на побережье разрозненных групп противника. Не позднее 17 апреля армия должна сосредоточиться на восточном берегу Одера южнее Штеттина (Щецина) и готовиться к форсированию реки. До места сосредоточения примерно 350 километров. Их, эти километры, необходимо преодолеть форсированным маршем.
От Вислы до Одера
Дивизия на марше. Полк за полком, батарея за батареей шли на запад. Марш начался 7 апреля с наступлением темноты. Непременное его условие — скрытность. Разумеется, скрыть от противника передислокацию целой армии не так-то просто, но необходимо. Поэтому приказано двигаться только в темное время суток.
На марше все предусмотрено, все рассчитано: 50 минут хода, 10 минут отдыха. Тем не менее беспокоила дальность расстояния. Успеет ли дивизия вовремя к месту сосредоточения?
На другие сутки пеший форсированный марш стал комбинированным. Чтобы ускорить продвижение армии, штаб фронта выделил ей 500 грузовых автомобилей, которые тут же были распределены по дивизиям.
С прибытием автотранспорта движение заметно ускорилось. В то время как два полка шли пешком, третий на машинах перебрасывался на 70–80 километров вперед, после чего продолжал путь пешком, а машины возвращались и перевозили вперед другой полк.
Успешной переброске войск способствовали также хорошие дороги. Дивизия шла по благоустроенной автостраде Данциг — Штеттин. Кроме того, в связи с густыми туманами, которые держались порой с полудня до рассвета, марш совершался и в светлое время суток. Туманы были настолько плотными, что никакая воздушная разведка противника не смогла бы обнаружить передвижение войск.

Начальник медсанслужбы 354-й стрелковой дивизии подполковник И. М. Товбин.
Товбин Илья Михайлович р.20.06.1912, г. Чернигов
майор медицинской службы. Окончил военный факультет Саратовского медицинского института. Согласно наградным листам, призван с военно-медицинского факультета г. Харьков или из Уфы (в Уфе проживала жена Глика Абрамовна) или из Москвы. В действующей армии с апреля 1942 г. Служил в 69 сд на должностях: старшего врача 120 сп Западного фронта; командира санитарного взвода 71 ОМСБ (декабрь 1942–январь 1944); старший врач 120 сп 1-го Белорусского фронта. Затем до конца войны - дивизионный врач 354 сд. Уволен из Вооруженных сил в 1960 г.
Награды: медаль "За боевые услуги" (20.09.1943), орден Красной Звезды (09.03.1944), орден Красной Звезды (12.10.1944), орден Отечественной войны II степени (30.06.1945), орден Отечественной войны II степени (06.04.1985)
http://textarchive.ru/c-2120711-p17.html http://podvignaroda.ru/?#id=1424411974& … ailManCard http://podvignaroda.ru/?#id=39165337&am … ilManAward http://podvignaroda.ru/?#id=1520959717& … ailManUbil

В населенных пунктах, которые проходили, царило предмирное затишье. Из окон домов, с балконов всюду свисали белые флаги — простыни, свидетельствовавшие о сдаче населения на милость победителя.
К Одеру передовые подразделения дивизии вышли на рассвете 13 апреля, на трое суток ранее установленного срока. В густом предутреннем тумане воины увидели проступавшие неясными контурами два широких извилистых рукава реки: Ост-Одер и Вест-Одер, как они тогда назывались по-немецки. Когда туман несколько рассеялся, стала отчетливо видна разделявшая рукава реки трехкилометровая пойма, покрытая густым кустарником и лесом, изрезанная множеством осушительных каналов. Железобетонные мосты, соединяющие берега обоих рукавов Одера, были взорваны.
Казалось, противник все свои силы сосредоточил на западном берегу реки и вовсе не намеревался оборонять ее восточный берег. Однако при подходе к Ост-Одеру передовые подразделения были встречены пулеметным огнем. Как вскоре установили разведчики, вели его фашистские пулеметчики-смертники, прикованные цепями к арматуре взорванного моста. Их было двое. Оба имели в своем распоряжении большое количество патронов, запас пищи и питьевой воды. Продержались они, однако, совсем недолго. Были уничтожены меткими выстрелами артиллеристов.
С выходом к Одеру войска 65-й армии развернулись на семнадцатикилометровом рубеже Домбе Грыфино, имея задачу форсировать Ост-Одер, уничтожить противника в междуречье, переправиться через Вест-Одер и на четырехкилометровом участке фронта прорвать вражескую оборону на западном берегу реки. На главном направлении сосредоточились семь дивизий армии, а полкам 354-й и соседней дивизий было приказано блокировать город Щецин с юга.
На Одере дивизии предстояло наступать не на главном направлении, и ее участок оказался в тактическом отношении невыгодным. Над ее флангом угрожающе нависал город Щецин, откуда гитлеровцы вели сильный артиллерийский огонь. С наблюдательного пункта одного из стрелковых батальонов хорошо просматривалась часть Щецина с его узкими улицами и переулками и оба рукава Одера. Ширина восточного рукава равнялась примерно 100 метрам, западного достигала 250. Их разделяла трехкилометровая пойма. «Два Днепра, а посередине Припять», — как образно назвал кто-то из бойцов эту водную преграду.
К форсированию Одера части и подразделения готовились еще в ходе марша. Бывалые воины делились опытом переправы через Днепр, Припять, Вислу, рассказывали, как действовать при подходе к обороняемому противником берегу.
Восточный рукав реки дивизия форсировала в ночь на 15 апреля. Под покровом темноты передовые подразделения 1201-го стрелкового полка подполковника Н. И. Петухова на восьми сколоченных саперами из досок плотах и двух надувных резиновых лодках без единого выстрела достигли западного берега Ост-Одера, быстро высадились и завязали бой с гитлеровцами. К счастью, в этом месте вражеских войск было немного, и воинам полка удалось быстро оттеснить их от берега.
Той же ночью форсировали Одер левые соседи — 37, 108 и 186-я стрелковые дивизии, в полосе высадки которых противник имел более плотные порядки.
Поначалу казалось, что бои за овладение заболоченной поймой, особенно на участке нашей дивизии, будут не очень трудными. Уже в первый день два ее полка серьезно продвинулись вперед. Но чем ближе воины дивизии подходили к восточному берегу Вест-Одера, тем упорнее становилось сопротивление врага. По всей вероятности, на этот участок фашистское командование сумело подтянуть свежие силы. Еще более упорное сопротивление оказывали вражеские войска на участках наступления соседних дивизий.
Бой за овладение поймой принял затяжной характер. Дивизиям приходилось отражать многократные контратаки врага. Помимо того, все дивизии, действовавшие на пойме, почти непрерывно подвергались артиллерийскому обстрелу с кораблей, стоявших в Щецинской бухте. А по боевым порядкам полков правофланговой нашей дивизии велся яростный огонь из зенитных и артиллерийских орудий из Щецина. Укрыться от него было практически негде. В болотистой пойме окопы не отроешь.
Чтобы как-то дезориентировать противника, лишить его возможности вести прицельный огонь из Щецина, дивизионные химики периодически ставили дымовые завесы, но у гитлеровцев все было заранее пристреляно, так что дымы мало в чем помогали. Трое суток почти непрерывных боев за пойму стоили больших потерь. Правда, как раз в это время дивизия получила 1700 человек нового пополнения. Многие из них дрались смело, но все же сказалась неопытность. При отражении вражеских контратак молодые бойцы наступали скученно, мешали друг другу.
На восточный берег Вест-Одера части дивизии вышли в три часа дня 19 апреля. К тому времени на пойму через Ост-Одер были уже доставлены переправочные средства — тяжелые лодки и плоты. Несколько лодок удалось провести по узкому поперечному каналу, а остальные пришлось тащить волоком по торфяному болоту. Таким же образом на волокушах, вручную, под непрекращавшимся артобстрелом артиллеристы и пехотинцы подтаскивали к восточному берегу Вест-Одера пушки. Труд тяжелейший, поистине сверхчеловеческий. На войне, однако, не существовало слова «невозможно». Лодки, плоты, пушки были переправлены через пойму вовремя.
Поздно вечером поступил приказ командарма: на рассвете 20 апреля приступить к форсированию Вест-Одера.
Тревожная ночь
Перед форсированием Вест-Одера личный состав частей и подразделений нуждался хотя бы в непродолжительном отдыхе. Даже на фронте силы человеческие не беспредельны. К исходу дня все было подготовлено к предстоящему преодолению Вест-Одера. До рассвета, казалось, можно, немного передохнуть. Однако ночью случилось то, чего не ожидали.
Еще до наступления темноты с моря подул холодный северный ветер, сила которого стала быстро нарастать. Сначала на это никто не обратил сколько-нибудь серьезного внимания. Офицеры и бойцы просто констатировали сам факт усиления ветра, в нелестных выражениях говорили о капризах апрельской погоды. Первый сигнал тревоги подал командир полка Павлов. Его полк действовал тогда на самом правом фланге.
— Беда, товарищ генерал, — доложил по телефону Михаил Никитич. — Река вышла из берегов. Вода затопляет пойму и уже поднялась сантиметров на сорок.
Это была действительно беда. Уровень воды в Вест-Одере непрерывно повышался. Ее холодные воды быстро заливали и без того мокрую, чавкающую под ногами заболоченную пойму. Немедля приказал Павлову принять все необходимые меры по сохранению доставленных полку переправочных средств, чтобы их не смыло и не унесло в реку.
— Меры принимаем, — ответил Павлов.
Вскоре после звонка Павлова ощутимо почувствовались признаки начинавшегося наводнения и на дивизионном НП, расположенном на стыке полков. Связался по телефону с командиром корпуса Алексеевым.
— Знаю, о чем хочешь доложить, — упреждая сообщение, сказал комкор. — Дрянь дело. Будем думать, чем помочь. Но и сами не сидите, действуйте по обстоятельствам.
По тону разговора понял, что на помощь надеяться нечего. Главное — не допустить растерянности, паники, сохранить переправочные средства. Все необходимое для этого уже делалось. Бойцы, командиры, политработники, с трудом передвигаясь сначала по колено, а потом и по грудь в холодной воде, привязывали лодки и плоты к деревьям. В ход пошли даже солдатские и офицерские ремни. Дивизионные и полковые связисты под руководством инженер-майора А. Я. Огурэ спешно поднимали на шесты телефонные провода, устраняли повреждения на линиях. Что бы ни случилось, а связь должна работать. Тяжело пришлось артиллеристам, минометчикам. С помощью пехотинцев они старались как можно быстрее погрузить в лодки и на плоты приготовленные к бою снаряды и мины.
А ветер дул все сильнее. Его бешеные порывы порой валили людей с ног, гнали на пойму злые, не знающие пощады волны.
К часу ночи уровень воды на пойме достиг почти метровой высоты, подобрался к замковой части пушек. Некоторые лодки срывало с привязи, и тогда они под действием ветра, сбивая людей, кружились на месте или двигались вниз по течению реки.
Наблюдательные пункты полков и батальонов пришлось поднять на деревья. Для дивизионного НП саперы быстро соорудили между двумя растущими рядом деревьями что-то похожее на капитанский мостик. Завершив работу по закреплению переправочных средств и погрузку в лодки и плоты боеприпасов, поднялись на деревья почти все бойцы и командиры боевых подразделений.
Как позже стало известно, причиной наводнения был не только сильный северный ветер, нагнавший морскую воду в дельту Одера. Чтобы усилить ее напор, фашисты с началом штурма взорвали неподалеку от Щецинской бухты шлюзы, и вода с моря беспрепятственно хлынула в устье реки. С чисто военной точки зрения расчет был простой: стихия, усиленная взрывом шлюза, смоет советские войска со значительной части поймы или, во всяком случае, заставит их оставить пойму, отойти за Ост-Одер. При этом будет неизбежно брошено тяжелое вооружение, боеприпасы, продовольствие. А чтобы ускорить события, гитлеровцы открыли из Щецина по пойме интенсивный артиллерийский огонь шрапнельными снарядами.
И все-таки расчеты противника не оправдались. Стремясь использовать в качестве союзника стихию, гитлеровские генералы не учли, как это случалось не однажды, самого главного — способности советских воинов во имя победы выдержать любые испытания. Все полки дивизии, весь личный состав — от бывалых воинов до молодых — с честью выдержали их. Даже в самые тяжелые минуты, когда уровень воды на пойме достиг метровой высоты, а гитлеровцы усилили обстрел шрапнелью, никто из бойцов или командиров не струсил, не попытался уйти подальше от берега.
Наконец уже в третьем часу ночи штормовой северный ветер неожиданно стих. Вода в пойме стала быстро убывать, словно отсасываемая гигантским насосом. Бойцы, командиры, политработники, как-то сразу преобразившиеся, повеселевшие, покидали свои места на деревьях, где спасались от воды, стаскивали с себя насквозь промокшее обмундирование, наскоро отжимали гимнастерки, брюки, портянки… Ни обсушиться, ни обогреться не было возможности. Все это прекрасно понимали и поэтому сразу же дружно брались за устранение последствий ночного наводнения. Только так можно было быстрее согреться, предотвратить возможную простуду.
После того как река вошла в свое обычное русло, пойма превратилась в огромное болото. Ноги по колено увязали в месиве грязи и торфа. До срока начала форсирования Вест-Одера оставалось совсем немного времени. Надо было успеть собрать уцелевшие плавсредства, разбросанные наводнением по пойме, установить и закрепить орудия, расставить по местам минометы, поднести и подготовить к стрельбе погруженные на лодки и плоты боеприпасы. Все это требовалось сделать неотлагательно, быстро. Воины всех полков дивизии в мокром до нитки обмундировании, изрядно проголодавшиеся, едва держась на ногах от усталости, работали, не щадя себя, буквально на руках выносили на исходные позиции боевую технику и боеприпасы.
Незадолго до начала артподготовки позвонил полковник Павлов и доложил, что его полк готов к форсированию Вест-Одера.
— А как настроение у личного состава?
— Нормальное. Ночь была сумасшедшей, но люди остались людьми. Только вот потеряли многих от шрапнельного обстрела. Большую часть раненых уже переправили в медсанбат, на западный берег.
Сумасшедшая ночь! Михаил Никитич прав. Ночь была в самом деле тяжкой. Нашей дивизии, сосредоточенной на правом фланге армии, от наводнения досталось значительно больше, чем левым ее соседям. Некоторые из них наводнения почти и не почувствовали. В этих условиях услышать доклад командира полка о готовности к форсированию Вест-Одера было особенно приятно и радостно. Но, к сожалению, не все полки управились в срок.
Ровно в 6.30 залпы «катюш» возвестили о начале артиллерийской подготовки, которая непрерывно продолжалась 45 минут. С первыми артиллерийскими залпами по условленному ранее сигналу «За шнур и за весла!» передовые подразделения дивизий двинулись на лодках и плотах к западному берегу Вест-Одера.
Из-за пережитого ночью наводнения дивизия несколько задержалась с началом форсирования и вследствие этого огневые точки противника, которые должны были быть в первые же минуты наступления подавлены пушками прямой наводки, остались неподавленными и открыли губительный огонь по боевым порядкам. Била артиллерия из Щецина. С правого фланга строчили пулеметы и минометы…
Один за другим командиры полков доложили о готовности к наступлению. Разговор шел по радио. По голосу своих командиров угадывал, что люди крайне напряжены. Что тут удивительного? Не успел отдать приказ о начале наступления, как меня прервал командарм. Слова генерала Батова были обращены ко всем командирам, настроенным на волну командарма:

03.12.2018 00:00
Почему День неизвестного солдата отмечают 3 декабря
Текст: Юрий Гаврилов 
Ответ на вопрос, почему День неизвестного солдата  в России отмечают именно 3 декабря, теперь можно найти в специальном разделе на сайте военного ведомства РФ. К этому важному в истории нашего государства событию рассекречены и впервые обнародованы уникальные документы из фондов Центрального архива Минобороны России.
Они связаны с кровопролитными боями 1941 года, когда фашисты оказались на подступах к Москве. Вот учетная карточка воинского захоронения советских воинов, откуда 3 декабря 1966 года был взят и с особыми почестями предан земле у кремлевской стены прах Неизвестного солдата. Именно здесь вскоре запылал Вечный огонь.
Братская могила неизвестных солдат, павших в битве за столицу, располагается на 40-м километре Ленинградского шоссе. Здесь зимой 1941 года проходила линия обороны, и на смерть стояли воинские части 16-й армии. На этом рубеже прозвучали ставшие в последствие легендарными слова:"Отступать некуда, за нами Москва" .
По документам Центрального архива Минобороны можно определить, какие подразделения 16-й армии вели бои в районе населенных пунктов Крюково, Матушкино, Савелки и Большие Ржавки, и где в 1974 году в честь подвига наших воинов был возведен обелиск на кургане Славы.
Так вот, как следует из архивных документов, именно 3 декабря 1941 года 1199-му стрелковому полку 354-й стрелковой дивизии удалось казалось бы невозможное - организовать оборону и удерживать рубеж Большие Ржавки-Савелки. Ранее не публиковавшиеся страницы журнала боевых действий 354-й стрелковой дивизии рассказывают, с каким беспримерным мужеством и отвагой противостояли ее бойцы и командиры натиску фашистов. Эти строки датированы декабрем 1941-го: "6.12 по всему фронту <стрелковой дивизии> продолжались бои с противником, по-прежнему применявшим автоматы и минометы. Особенно интенсивный огонь велся по расположению 1203 <стрелкового полка>. Изменений в расположении боевого порядка частей… не произошло".
Наши войска не только оборонялись. Как только появлялась возможность, они атаковали противника. Об этом свидетельствует приказ по 1199-му стрелковому полку от 6 декабря 1941 года о переходе наших частей в наступление.