Павел Паршин: Артиллерия – бог войны
11 июня 2015 | 15:15

 
с внучкой Катей

Справка «Пермского обозревателя»:

Павел Сергеевич Паршин родился 13 июля 1923 года в Пензенской области. Полковник запаса.
24 июля 1941 года добровольцем ушел в РККА. После обучения на ускоренных курсах Пензенского артиллерийского училища был направлен на фронт. Воевал в составе 28-й отдельной стрелковой бригады Западного фронта. Затем – в составе 805-го гаубичного полка резерва главного командования на Воронежском, 1-м и 4-м Украинских фронтах.
Участвовал в обороне Москвы, в битве на Курской дуге, в освобождении Украины, Венгрии, Румынии, Чехословакии.
День победы встретил в Праге в звании капитана.
После окончания войны служил в Прикарпатском военном округе (до 1956 года). После окончания Ленинградской академии ракетных войск в 1961 году проходил службу в ракетных дивизиях страны.
С 1966 по 1969 годы был командиром 52-й ракетной дивизии, дислоцировавшейся в Пермском крае в поселке Звездный.
Награжден четырьмя орденами Отечественной войны, двумя орденами Красной звезды, орденом Александра Невского, наградами Чехословацкой республики, многими боевыми медалями.

«Думал, что погибну»

- Где Вы встретили войну, Павел Сергеевич?

- В  июне 1941 года я после окончания политпросветшколы вернулся к себе в село. Отца дома не было: он, как все мужики, уехал на заработки в город. И вот я только приехал – началась война. В семье у нас в то время было шестеро детей,  я - старший сын. Подал заявление в военкомат. И 27 июля 1941 года меня призвали в Красную Армию. 
Отправили в Пензу, в артиллерийское училище. Учился три месяца.
В первых числах ноября, когда немцы уже были под Москвой, из курсантов нашего училища был сформирован отдельный артиллерийский дивизион. Все в нем были добровольцы. Я попросился в разведчики.

- А что такое, Павел Сергеевич, артиллерийская разведка? Я понимаю – разведка в пехоте: незаметно пройти в тыл врага, изучить расположение войск противника, сообщить командованию, «языка» живым взять… А вот что такое артразведка, не знаю. С пушкой же не поползешь за линию фронта.

- Я тогда еще не осознавал, что артиллерийский разведчик - это самый первый кандидат на тот свет. Разведчик должен находиться в лучшем для него случае на нейтральной полосе, в худшем – за линией фронта, в тылу противника. Разведчик корректирует расположение противника, количество и калибр пушек, танков, дотов, чтобы наши снаряды не летели впустую, а били точно по целям, потом сообщает эти данные  в штаб дивизии. А потом своим огнем сопровождает пехоту в наступление. От его данных многое зависело. Недаром же говорится, что артиллерия – бог войны. Но у нас, разведчиков, всегда был шанс погибнуть не только от вражеского огня, но и от артподготовки своих. Но вот остался живым, хотя думал, что погибну.

Пушки на конской тяге

- А первое боевое крещение где получили?
- В конце ноября в боях за деревню Красная Поляна, недалеко от  Лобни, это километрах в двадцати от Москвы. Немцы уже в бинокль Москву рассматривали. Зима тогда стояла холодная, но одевали и кормили нас хорошо. Пушки у нас в 28-й стрелковой бригаде были 76-мм, 1902 года выпуска, с деревянными колесами и на конской тяге. Это уже потом, перед Курской битвой, наши пушки стали тягать американские «студебеккеры».
Пушки были старые, прицелы сбиты. Поэтому иногда мы из этих пушек стреляли прямой наводкой: смотришь в ствол, потом заряжаешь снаряд и – огонь!
Очень хорошо помню, что на подступах к деревне, на поле, стояли скирды соломы, а вокруг - много снопов, занесенных снегом. Но это, как мы потом уже выяснили, были не снопы, а трупы наших солдат и немцев. Жуть. Очень сильно меня это потрясло.
В деревнях, которые мы освобождали, все было разрушено и сожжено. Стояли виселицы, на них – люди с табличками «партизан» или «коммунист» висели. Жить не хотелось. Такая ненависть к немцам была…
5 декабря Западный фронт, которым командовал Жуков, перешел  наступление. Батарея, где я воевал, поддерживала наступление пехоты, мы долбили разведанные боевые точки немцев.

Пражская весна Победы

- Вы были ранены?
- Несколько раз. Первое ранение получил в 1942 году  под Москвой, около станции Шеховская (видимо, ст. Шаховская). Немцы пошли на прорыв. В нашей роте были четыре орудия. Мы получили приказ тратить не весь боекомплект, а оставлять одну четверть от общего количества снарядов: неизвестно, как всё в бою обернется, сил у нас тогда еще маловато было. А пушки друг от друга стояли метрах в ста. Я побежал предупреждать всех командиров орудий, и когда уже подбегал к последней пушке, рядом разорвалась мина. Мне осколком – в ногу.
Меня тут же в медсанбат, потом – на поезде в Москву. На Белорусском вокзале нас ждали санитары, погрузили всех раненых в машины и в госпиталь. Через два месяца выписали, направили в Кузьминки на курсы бойцов всех родов войск. Были такие курсы, где обучались те, кто после ранения.  После их окончания получил звание младшего лейтенанта,  направили меня в Арзамас, где формировалась 805-й гаубичный полк резерва. До конца войны в нем и воевал. А дальше – Воронежский фронт, район Харькова и Белгорода: там немцы под командованием Манштейна готовили мощное наступление, хотели взять реванш за поражение под Москвой и Сталинградом.
Наше наступление на Курской дуге, как вы знаете, началось 5 июля 1943 года. На нашем участке нам противостояла дивизия СС «Адольф Гитлер». Если сказать одним словом, то битва была как рукопашный бой. Кто сильней, кто слабей, было непонятно. Город Богодухов, например, переходил из рук в руки два раза.
Но потом немцы выдохлись. Харьков и Белгород мы снова освободили. Это уже февраль был.

- Что было потом, Павел Сергеевич?
- Потом была Украина, Карпаты. Там тоже тяжелые бои были: не было дорог, мы не умели воевать в горах. Через Ужогский перевал с боями вышли на станцию Чоп, оттуда на Ужгород, а потом - в Прагу. Там и встретил 9 мая. Но если в Германии война уже закончилась, то в Чехословакии продолжалась до 13 мая: немцы из Австрии прорывались на соединение к американцам, наверное, к нам в плен боялись сдаваться. Мы немцев там хорошо встретили! Представьте себе: 250 пушек на один километр фронта!

Первопроходец ракетных войск

- А дальше?
- Так и прослужил командиром дивизиона в Прикарпатском военном округе до 1956 года. Этот округ был особый в стратегическом плане: он граничил с Чехословакией, Польшей, Венгрией, Румынией. Как раз в 56-м начались события в Венгрии, думал, что меня направят туда на подавление мятежа, но получил приказ – отправляться в Ленинград, в академию. Тогда начались формироваться ракетные войска СССР.  Наш выпуск был первый.  Можно сказать, что мы были первопроходцами ракетных войск страны.

- А как Вы попали в Пермь?
- В 1966 году меня назначили командовать 52-й ракетной дивизией в Звездный, правда, он тогда по-другому назывался. Могу открыть тайну: в 1968 году командование РВСН (ракетные войска стратегического назначения – прим. Ред.)провело проверку боеготовности нашей дивизии. Был проведен пуск ракеты с имитированным ядерным боезарядом на Камчатку. Там был специальный полигон. Ракета долетела за 25 минут. Цель была поражена. Наша дивизия получила оценку «отлично». Это был, слава Богу,  единственный пуск ракеты из Звездного.

Через год полковник Павел Сергеевич Паршин подал в отставку. Но ветеран не сидит сложа руки: активно сотрудничает с краевым и районным Советом ветеранов, встречается со школьниками и студентами. И растит внуков.

А вот еще один любопытный документ, о котором ветеран из скромности не стал рассказывать нашему корреспонденту. Предлагаем его вашему вниманию.

Из наградного листа капитана Паршина П.С.
«В период наступательных боев с 15.1.45 года по 15.2.1945 года хорошо организовал связи и взаимодействие с поддерживающими стрелковыми подразделениями 57 стрелкового корпуса. Своевременно и точно готовил исходные данные при стрельбе дивизиона, хорошо организовал передислокацию дивизиона при продвижении вперед, обеспечивая ведение огня по пехоте и огневым точкам противника.
В боях за овладение городами … умело управлял огнем дивизиона, где уничтожил: пулеметных точек – 9, подавил огонь 2-х артбатарей, 3 минбатарей, при отражении контратак рассеял и частично уничтожил до 150 солдат и офицеров противника.
Достоин правительственной награды: ордена Александра Невского.
Командир 805-го гаубичного полка полковник Никитин. 20 марта 1945 г.».

Автор: Вадим Панджариди

Остаться в живых

Текст: Наталия СЕМЕНОВА

Материнская любовь помогла преодолеть фронтовику суровые испытания   

Свои проводы на войну Павел Сергеевич запомнил на всю жизнь. До мельчайших подробностей. - В июне 1941-го после окончания политпросветшколы я вернулся к маме, в родное село Кобяки в Куйбышевской области. Только приехал, началась война. Отца дома не было - он, как многие деревенские мужики, уехал на заработки в город. Все мужские работы по дому делал дедушка, поэтому на меня мама особенно рассчитывала. В семье уже в то время было шестеро детей, а я был старшим сыном в семье. Но мамины расчеты были бы правильными в другое время. А тут - война! Разве ж я мог отсиживаться дома? Надо сказать, что в армию в то время призывали в девятнадцать лет, и Павел мог бы ещ╦ целый год прожить в деревне. А через год, как думали тогда очень многие, война бы закончилась.
Сам он, впрочем, думал совсем по-другому, и практически в первые дни войны тайком написал заявление в райвоенкомат с просьбой отправить его воевать добровольцем. Но тайком не получилось. Заявление нашла старшая сестра и показала матери.
Что тут было! Уговоры, слезы... Пришлось на время отступиться. Но - на неделю, не более. В июле, когда ему стукнуло восемнадцать, Павел написал второе заявление, и уж его-то ни минуты дома не хранил. В конверт и сразу на почту. А через несколько дней на его имя в дом уже и повестка пришла - тут уж, как говорится, никакие сл╦зы не помогут.
На сборы Павлу дали меньше суток. Вечером посидели дома, поговорили, а утром - в дорогу. Дед по этому случаю попросил в колхозе лошадь с повозкой. Накосил луговой травы для подстилки на телегу, чтобы меньше трясло. Перекрестила сына матушка на прощанье - и в путь.
- И вот едем, помню, мы по деревне, - вспоминает Павел Сергеевич. - Односельчане спрашивают деда: «Алексей Михайлович, куда путь держишь?» А дед на меня кивает и говорит: «Да вот барашка везу на убой...»

Здесь я должен сделать весьма существенное отступление от темы. Дело в том, что Павел Сергеевич Паршин, полковник в отставке, с 1966-го по 1969 год был командиром 52-й ракетной дивизии, дислоцировавшейся до недавнего времени в Пермском крае.
Эти страницы его биографии поначалу были более интересны редакции, чем его военные воспоминания. Как же! В июле 1967-го в дивизии случилось ЧП, которое во всех документах тех лет проходило под грифом «Совершенно секретно». В тот июльский день на одной из установок БРК (боевой ракетный комплекс) проводилась плановая проверка аппаратуры. Работы уже заканчивались, в шахте, на оголовке ракеты, оставался один человек. И вдруг... Завелся двигатель второй ступени ракеты, который потянул за собой первую. Ракета стала выходить из шахты! Возникла совершенно непредсказуемая и неуправляемая ситуация. Страшно подумать, что было бы, если б ракета ушла в небо...
Этого, впрочем, не случилось. Нештатная ситуация разразилась взрывом на земле. Люди, слава богу, не пострадали - к моменту взрыва они были уже в укрытии. А вот две спецмашины, находившиеся на площадке, разнесло вдребезги.
После ЧП в Пермской дивизии начался жесткий разбор полетов. Была создана специальная комиссия, в работе которой участвовал и сам генеральный конструктор Чаломей.
Было много разных версий, однако меньше всего в случившемся винили конструкторские недоработки. Тем более, что сержант, который участвовал в заключительном этапе ревизии, признался, что по неосторожности перепутал гнезда соединений в управлении ракетой. Упрощенно говоря, одна вилка неожиданно подошла к «неродной» розетке.
Комиссия составила акт о неумышленной ошибке, сержант отделался легким испугом. А вот у командира дивизии возникли серьёзные неприятности. На военном совете министр обороны СССР Гречко объявил П.С. Паршину о его служебном несоответствии. Отставку, впрочем, не принял и позволил служить дальше.
- Я пытался доказать, - вспоминает Павел Сергеевич, - что в ракетных войсках в принципе не должно быть «неумышленных ошибок» и каких-либо недосмотров. Конструкция должна быть надежно и полностью защищена от подобных случайностей. Но мои доводы принимали как оправдания...
Через год, однако, на эти «оправдания» посмотрели иначе. В 1968 году подобная авария случилась в Красноярской дивизии ракетных войск. Командира Красноярской дивизии тоже предупредили тогда о «несоответствии», однако при этом занялись совершенствованием конструкторских решений.

Сейчас, когда материалы тех лет рассекречены, мне захотелось узнать некоторые подробности, что называется, из первых уст. Павел Сергеевич достаточно подробно рассказал о том давнем происшествии, однако тему разговора решительно свернул, когда речь зашла о его возможных последствиях. Что было бы, если бы произошел взрыв ракеты с ядерным боезарядом?
- Трудно говорить о том, чего не было, - жестко ответил мой собеседник. - Наверное, последствия такого взрыва можно было бы сравнивать с Хиросимой. Но зачем нам фантазировать на эту тему? Кабы да абы... Подобные фантазии - ни уму, ни сердцу. Давайте лучше поговорим о другом.
- О чем же?
- Вернёмся к Великой Отечественной войне. Почему, например, я вернулся с не╦ живым?
Черный юмор деда про «барашка на убой» был очень близок к истине. Павел Сергеевич вспоминает:
- После прибытия на призывной пункт меня в группе таких же парней отправили в Пензу, в артиллерийское училище. Август, сентябрь, октябрь - учеба. В конце учебы приезжала мама, с которой мне удалось повидаться не более двух часов. Встреча и расставание были грустными, мы не знали, что нас ожидает впереди...
А впереди была настоящая «мясорубка» - бои за столицу. В первых числах ноября, когда немцы уже были под Москвой, из курсантов училища был сформирован отдельный артиллерийский дивизион. Все в н╦м были добровольцы.
Когда комиссия по формированию дивизиона определяла, кому и кем служить, Павел попросился в разведчики. В комиссии переглянулись, как-то загадочно улыбнулись и... согласились.
Тогда он еще до конца не осознавал, что артиллерийский разведчик - это самый первый кандидат на тот свет. Действующий, как правило, в одиночку, он должен был находиться в лучшем для него случае на нейтральной полосе, в худшем - в тылу противника. Чтобы наши снаряды не летели впустую, а били точно по целям, надо было видеть эти цели. У разведчика всегда были шансы погибнуть не только от вражеского огня, но и от артподготовки своих.

Первое боевое крещение Павел получил в конце ноября в боях за деревню Красная Поляна - в 22 километрах от Москвы.
- На подступах к деревне, помню, на полях стояли редкие скирды соломы, - вспоминает Павел Сергеевич. - А кругом - много-много снопов, занесенных снегом. Но это, как выяснилось, были не снопы, а трупы - наших и немецких солдат. Это было самое сильное впечатление от первых дней пребывания на фронте.
Очень скоро, правда, Павел привык к таким картинам... Дни под Москвой сливались с ночами, бойцы забыли о сне и отдыхе, ведь враг бросал в бой вс╦ новые резервы. Пока наконец не выдохся. А 5 декабря Красная Армия перешла в наступление. Батарея, в составе которой воевал разведчик Павел Паршин, успешно поддерживала наступление пехоты, уничтожая разведанные боевые точки немцев.
- Честно говоря, я не верил, что останусь живым, - в голосе бывшего фронтовика до сих пор чувствуется удивление. - Особенно там, под Москвой. Всё вокруг было разрушено, разбито. В сожженных населенных пунктах стояли виселицы с нашими людьми, у каждого на груди - таблички: «партизан», «партизанка», «коммунист» или» комсомолец». Однажды, проходя очередную сожженную деревушку, я позавидовал убитым. Мела поземка, лицо секло сухим снегом, мы шли сгорбленные, вымотанные до бесчувствия. И вот тогда я подумал: хорошо мертвым, они уже не испытывают страданий, им все равно, что происходит вокруг. Мне в тот момент не хотелось жить! Но тут я вспомнил родительский дом, свою маму, её печальные глаза...

Павел Сергеевич замолк. А я, чтобы разрядить неловкую паузу, неожиданно для самого себя сказал:
- Я знаю, какая у вас любимая песня. «В землянке», верно?
- Да, именно она! - оживился мой собеседник. - А потому, что в ней по╦тся обо мне и от меня. Я эту песню знаю, как «Отче наш». С ней я всю войну прошел.
- Часто доводилось петь?
- Да всегда! И перед боем, и после. И в горе, и в радости, как говорится. «Про тебя мне шептали кусты в белоснежных полях под Москвой. Я хочу, чтоб услышала ты, как тоскует мой голос живой», - с этими словами я мысленно обращался к маме сотни раз. Собственно, я потому и выжил, что хотел снова увидеть её.

Павел Сергеевич - человек не сентиментальный. Прошел, что называется, огонь и воду, знает, почем фунт лиха. Войну он начал курсантом, а закончил капитаном. Как воевал - об этом говорят его награды. Два ордена Отечественной войны, два ордена Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги», две чехословацкие медали «За храбрость».
А получены они были, эти награды, за битвы под Москвой, на Курской дуге, за освобождение Украины, Венгрии, Чехословакии. Наш герой был ранен, голодовал, недосыпал, замерзал на снегу и изнывал от жары, вытаскивал из непролазной весенней и осенней грязи пушки. А сколько перекопал твердой, как камень, земли, сколько прошагал, прополз под огнем, сколько водных преград форсировал - разве сосчитаешь? На войне смерть не раз заглядывала ему в глаза. Да и после войны жизнь м╦дом не казалась. Тяжелая военная служба научила его говорить только по существу, сухо, воздерживаясь от высоких слов. А вот стал он вспоминать о матери, и дрогнул голос. Потеплел, и совсем другие нотки в нем зазвучали. И слова нужные нашлись.

- Сколько себя помню, всегда видел маму работающей. То в огороде, то у печи дома. А еще мне навсегда запомнились осенние и зимние вечера, когда мама шила. Керосина у нас не было, и она шила при лучине. Вот эту лучину я, как правило, и держал в руках, пока не засыпал. Бедная моя мама, она работала все дни напролет, чтобы заработать нам еду. На войне эти воспоминания обострились особенно, потому что дороже человека, чем мама, у меня не было. И е╦ негасимую любовь, как в песне по╦тся, я ощущал всегда.
Встретиться с матерью Павлу довелось лишь спустя полтора года после Победы. В отпуск его отпустили в декабре 1946 года, и явился он в родительский дом неожиданно - как снег на голову, без предварительного письма и телеграммы. От узловой станции 25 километров проехал в кузове попутной полуторки, но мороза не замечал, домой залетел, как на крыльях.
- Открываю двери в горницу, а навстречу мама идёт. Увидела меня, охнула, и у нее ноги подкосились. Села на лавку, плачет. Я рядом сел, обнял е╦ и тоже плачу. В общем, отплакался я с ней за всю войну. Потом уже, когда всей семьей за стол сели, мама сказала: «Ты выжил, сынок, потому что я каждый день за тебя молилась. И Бог меня услышал».

- Павел Сергеевич, а вам когда-нибудь было стыдно перед матерью?
- Было и не раз. Помню, после окончания четырех классов школы в родной деревне один год я учился в районном центре, в Голицино, в 18 километрах от дома. В субботу приходил домой, а в воскресенье - снова в школу. На плечах у меня торба-сумочка из льняного полотна, а в ней картошка и небольшой каравайчик хлеба с примесью картофеля и лебеды. Все это я должен был растянуть до следующей субботы. Но этого никогда не получалось - в пятницу продукты заканчивались. После занятий я бежал домой, шатаясь от голода. Расстояние в три телефонных столба - бегом, один прогон - ускоренным шагом, потом снова бегом. Такая «учеба» становилась невыносимой. Но отказаться от школы перед мамой у меня не хватало совести, ведь те продукты, которые мне собирала матушка - это были последние крохи из дома.
И тогда в мальчишечью голову пришла «спасительная» мысль: надо просто заболеть. Но как? И он придумал. В субботу, по возвращении из школы, тайком брал топор, спускался к роднику, делал прорубь и сидел в холоднющей воде, пока мог терпеть. Такой «подвиг» Пашка совершал дважды. После «купаний» одевался, бежал домой, залазил к деду на печку. Думал - всё, завтра не встанет. Но утром в воскресенье просыпался - как ничего и не было, и снова собирался в школу.
Парнишку, конечно же, оба раза спасала дедушкина печка. Через год, слава богу, Пашу перевели в другую школу, в соседнюю деревню. Он добегал до неё за час, и проблема утомительных переходов отпала сама собой. Да и голод стал донимать меньше. Утром мать всегда выставляла ему стакан молока и картофельную лепешку, до ужина этого хватало.
Спустя много лет, уже после войны, Павел Сергеевич повинился перед матушкой за свои купания в проруби. По его убеждению, виноват он тогда был, проявил малодушие.
- Но по большому счету, - сказал мне на прощание Павел Сергеевич, - все, что я делал в жизни хорошего - я делал ради мамы. Воевал, служил и жил. Жаль только, жизнь у нас быстро кончается...

Послесловие
На разговор в редакцию Павел Сергеевич пришел, прихватив с собой фотографию. Да, эту самую, которую вы сейчас рассматриваете. Снимок был сделан в Перми, в июле 1967 года. Ульяна Степановна приехала к сыну погостить после его назначения командиром ракетной дивизии.
- Почему ваша мама на фотографии такая грустная? - спросил я.
- Так у неё вся жизнь была такой. Грустной. А к тому времени отец умер, младший сын трагически погиб. Радоваться-то особо было нечему. Я предлагал ей много раз переехать жить ко мне, но мама всегда отказывалась: «Где родилась - там и умирать буду». И никто её уговорить на переезд не смог.
- В то время ЧП в вашей дивизии еще не произошло? -
- Нет. Но если бы даже это произошло, мама бы об этом точно не узнала. О своих проблемах я никогда ей не рассказывал.

Впрочем, и об успехах Павел Сергеевич особо не распространялся. Но, между прочим, в 1969 году, когда БРК Чаломея «довели до ума», главнокомандующий ракетными войсками маршал Советского Союза Н. И. Крылов с офицерами штаба РВ провели проверку готовности Пермской дивизии. В ходе проверки был проведен учебно-боевой пуск ракеты по полигону на Камчатке. Пуск был оценен на «отлично», цель была поражена с максимальной точностью. Все одиннадцать полков получили положительные оценки, дивизия была признана готовой к выполнению боевых задач.
Павел Сергеевич после известных потрясений и переживаний мог бы чувствовать себя победителем. Но, проведя успешные учения, он неожиданно подал в отставку. Никому ничего объяснять и доказывать он больше не стал.
И это тоже был достойный поступок достойного сына своей матери.

Пермский след Гитлера
Юлия Загитова «Русский репортер» 21 мар 2014
Военный экспонат передали в военный музей в Звездном. Теперь туристы могут к нему прикоснуться.

В военном музее Звездного есть сабля Гитлера. Трофейное оружие попало в Пермь окольным путем: Гитлер подарил ее своему генералу, а того пленил полковник Павел Сергеевич Паршин, который и забрал саблю.