В двадцатые и тридцатые годы были разные балетные труппы с новыми веяниями, но, как я уже сказал, балет тогда меня мало интересовал. По воле случая я приобщился к труппе балерины Инны Быстрёниной, подруги моей мамы. Инна Владимировна была хорошей балериной еще до революции; у нас была куча ее фотографий, и всюду она очень изящна и плавна. Она — пластик. У Галины Улановой — движение, все тело живет, дышит. А Инна застынет в какой-то красивой позе: она — умирающий лебедь или Офелия перед смертью. У Галины — кинематика и динамика, у Инны — великолепная статика.

После революции Инна Быстренина решила создать свою студию под флагом «Долой крепостной балет!». К революции она никакого отношения не имела, но в двадцатые годы все надо было подавать революционно. Я тогда был еще мальчиком и не припомню, что у нее видел. В 1934 году в Доме ученых в Москве состоялось ее коронное выступление — быть может, вершина ее творчества. По-моему, ее труппа замечательна тем, что все ее участники были потомками тех крепостников, которые так здорово развили в России крепостной балет. Это были удивительно красивые девушки и прекрасные, рослые, голубоглазые, белокурые молодые люди. Они с любовью, со страстью относились к своему делу; всем им страшно нравился этот балет. Под прекрасный рояль исполнялись маленькие немые пьесы, каждая из которых носила революционное название, как, например, «Капиталист и работница». Правда, не было пьесок из внутренней жизни, скажем о колхознике и парторге. Хоть пьески касались капитализма и эксплуатации, они были такими милыми, так замечательно были сделаны, что вся политграмота оставалась лишь в их названии. Ребята на сцене выделывали неповторимое, и каждая пьеса кончалась замечательной пластической фигурой, в которой застывали ее участники. В общем, отход от крепостного балета в двадцатые годы шел уже вовсю. Видимо, не одна была школа, а разные, и одну из них я имел счастье лицезреть и запечатлеть в памяти на всю жизнь.

Почему это действительно искусство? Потому что в каждом из трех упомянутых направлений балета есть стиль, идея, и в этом их общее. Если Уланова ходит на своих пальчиках, то ходит. Классический балет, американский балет (может быть, тоже классический, очень своеобразный, построенный на джазовых ритмах и чечетке), балет Инны Быстрениной, где выкинута вся балетная классика и взяты на вооружение гимнастика и пластика (фигуры, пирамиды — все очень пластично). В стиле этих трех балетов можно понять смысл передаваемых событий, если не в полном объеме, то в достаточном для их восприятия и осмысления. Уланова, как действующая густота, мадонну Рафаэля на тебя ниспосылает, снопы лучей, совершенно что-то сногсшибательное. Соразмерно меньше действие американского балета и гораздо проще и уютнее у Инны Быстрениной. Но всюду наличествуют основные признаки искусства. Во-первых, каждый балет — действующая густота, которая тебя наполняет всякими переживаниями, чувствами, положениями, и из них складываются какие-то идеи и понимание. Причем это не конгломерат разных разностей, все выдержано в определенном направлении. Вовторых, в каждом балете есть элементы красоты. Красотой наполнен балет «Ромео и Джульетта» Улановой; достаточно милой красоты у Быстрениной; своеобразная красота в американском балете местами трогает, местами, быть может, оставляет холодным.

12 января 1922 года, в Пензенском театре имени А.В. Луначарского состоялся вечер пластических танцев местной студии Инны Владимировны Быстрениной. Специально для участия в этом вечере приезжал из Москвы профессор Московской консерватории Анатолий Николаевич Дроздов, исполнявший на рояле свои новые музыкальные произведения: «Танец винограда», «Флейта Фавна» и другие. Вечер прошёл с огромным успехом, при полном театре.

Дочь писателя Инна Владимировна Быстренина (1887-1947)   основательница пластической студии в Пензе,  ученица всемирно известной балерины Айседоры Дункан. В 1918–1924 гг. руководила в Пензе балетной студией при театре «Народный дом». Эта студия в дальнейшем дала известных специалистов художественной гимнастике: заслуженного тренера РСФСР Н. Л. Кругликову, К. П. Абрамову, В. Ф. Ястребцеву. За своё мастерство Инна Владимировна была удостоена Сталинской премии.

Еще в 1918 г. в Пензе открылась студия Инны Владимировны Быстрениной. В ней сначала занимались 8 — 10 девушек. На первых порах занятия шли на квартире преподавательницы. Затем — в фойе театра. Девушки осваивали различные виды ходьбы, бега, прыжков, с увлечением изучали характерный и историко-бытовой танцы. Особое внимание обращалось на легкость и музыкальность исполнения. Эта студия в дальнейшем дала художественной гимнастике известных специалистов: заслуженного тренера РСФСР Н. Л. Кругликову, К. П. Абрамову, В. Ф. Ястребцеву.

«Роза Яковлевна родилась в Пензе в 1909 году, — рассказывает главный хранитель фондов объединенного литературного музея Лариса Рассказова, ученица Кутыревой. — В двенадцать лет осиротела, а в четырнадцать пришла в хореографическую студию Пензенского государственного драматического театра, которой руководила профессиональная балерина Инна Владимировна Быстренина.
В студии Роза занималась шесть лет. И это было время, когда весь мир сходил с ума от танцев Айседоры Дункан. Кстати, жены поэта Сергея Есенина. Дунканистки, или «босоножки», как их называли в России, потому что они танцевали без обуви, занимались в свободных туниках, импровизируя под музыку, с полным пренебрежением к классическим па, позициям рук, выворотности ног, постановке корпуса и прочим элементам традиционного балетного танца. Девизом и идеей пламенной Айседоры была полная свобода и вдохновение».
Вероятно, в школе Инны Быстрениной Роза оказалась лучшей, поскольку сразу после учебы девушку оставили здесь же, при театре, преподавателем пластики. Так с 1930 года и началась ее педагогическая работа, продлившаяся полвека!
Правда, в 1936 м хореографическую мастерскую при театре закрыли, но тогда же в городе распахнул свои двери Дом пионеров. И двадцатисемилетняя Роза Яковлевна стала в нем первым и бессменным на протяжении сорока с лишним лет руководителем самого популярного в городе хореографического кружка.....

«Театр пластического балета» Инны Быстрениной

Об Инне Владимировне Быстрениной (1887–1947) известно меньше других. Она была дочерью пензенского писателя и окончила в Москве Высшие женские курсы Герье. Танцу она, по-видимому, училась в классах Рабенек, там же слушала лекции Максимилиана Волошина и близко с ним подружилась (но, если верить поэту, «романа» у них не было).

В 1912 году Быстренина уже выступала – в том числе в Крыму – на «Вечере слова, жеста и гармонии», в котором участвовали также Волошин и Алексей Толстой. После революции она вернулась в Пензу и до 1924 года руководила школой пластики при Народном доме. В те же годы она работала над учебником пластического танца. К сожалению, книга эта, которая могла бы стать первой в своем роде, так и не увидела свет. В конце 1920-х годов Быстренина создала в Москве группу с несколько противоречивым названием – «Театр пластического балета». На какое-то время, чтобы выжить, группа объединилась с Театром танца Веры Майя. В конце 1930-х Быстрениной пришлось оставить пластику и переключиться на народный танец. Но после войны она вновь открыла студию в родной Пензе. Занятия проходили в бывшей Первой мужской гимназии, где когда-то учился ее отец. Постановки студии напоминали «танцы красной туники», которые со своей московской школой делала еще Дункан: «Революционный этюд», «Смело, товарищи, в ногу», но встречались и композиции в духе классической дореволюционной пластики.

Это был период, когда в России появилась Айседора Дункан. Чем отличался ее танец от классического балета? Она танцевала босая. В Пензе была балетная школа Инны Быстрениной. Она тоже была босоножкой. Не знаю, были ли она знакома с Айседорой, но в Пензе Быстренина вела школу босоножек. Правда, у нее был и классический балет. Лиля Яковлева, у нее училась тоже. У меня была подружка   Вера Жукова, которая тоже училась у Быстрениной, выдающаяся ее ученица, будущая прима-балерина. У Веры было много репетиций, она себя уже тогда готовила в балерины и поэтому в Сердобольской школе училась еле-еле

4 июля. Участвует в «Вечере гармонии слова и жеста» в Феодосии с танцовщицей И. В. Быстрениной, режиссером Ю. Л. Ракитиным, А. Н. Толстым и др.
«Вечер» повторяется в Феодосии (12-го), затем в Евпатории (14-го), Симферополе (15-го) и Севастополе (16-го).

----
В собрании Дома-музея М.А. Волошина в Коктебеле сохранились неизвестные воспоминания актрисы Камерного театра Христины Феофановны Бояджиевой (1898 — после 1990) о пяти ее встречах с Осипом Эмильевичем Мандельштамом в период 1915—1934 годов [Архив ДМВ, А 257]. Они представляют собой семь машинописных листов с рукописной правкой автора синими чернилами, датированные и подписанные. На последней странице — дата и подпись — автограф черными чернилами.
---
Отдельно следует сказать и о датировке пяти встреч Бояджиевой с Мандельштамом, поскольку мемуары были написаны ею в почтенном возрасте. Хотя датировка первого эпизода Бояджиевой не указана, нетрудно предположить, что это была ее встреча с Мандельштамом в Коктебеле в 1915 году, когда он впервые стал гостем Дома Поэта. Это косвенно подтверждается упоминанием А. Толстого и И. Быстрениной, также гостивших в то время в Коктебеле. ...
Х.Ф.Бояджиева. Мои воспоминания о встречах с О. Мандельштамом
...Помню, А. Толстой читал на поляне, пропитанной полынным запахом, при лунном свете отрывок из романа “Хромой барин” и сказки. Запомнился только кот с длинным хвостом. Вера Эфрон9 на этой же поляне занималась с детьми пластикой и гармонической гимнастикой. Инна Быстренина выступала на большой террасе нового дома с мячом, в легком красном хитоне, под музыку Шопена. В конце танца она изящно бросала мяч, и он, мягко двигаясь, останавливался при последних звуках музыки у края площадки....