Артемов Василий Алексеевич
Мои родственники в войне. Часть 4 Тесть. Отец жены.
Владимир Островитянин
Артемов Василий Алексеевич 1917 года рождения.
Призывался Сосновоборским РВК в 1938 году. Отсрочка от призыва ему была дана для окончания средней школы в селе Николо-Барнуки Сосновоборского района, Пензенской области.
Был направлен в пограничные войска НКВД. Поначалу служил на демаркационной линии на границе с Румынией. В 1939 году участвовал в боевых действиях по освобождению западных областей Украины и Белоруссии в составе ударного пограничного батальона. А после окончания боевых действий вновь заступил на охрану границы в районе Перемышля.
А как только произошли события связанные с присоединением прибалтийских областей, то их отряд был переведен в Литву в район городка Кретинга, что на границе с Германией (Восточная Пруссия).
Здесь он был принят кандидатом в члены ВКПб и назначен на должность заместителя политрука заставы. Непосредственно принимал участие в многочисленных задержаниях нарушителей границы, за что имел несколько объявленных благодарностей от командования и денежные премии. Награжден нагрудным знаком «Отличник РККА».
22 июня 1941 года наступающие немецкие части отсекли их заставу, оставили ее в своем тылу и быстро пошли дальше.
Примечание – С моим дорогим тестем мы провели много времени в волжских путешествиях. И где-нибудь у ночного костра под ароматную ушичку и добрую стопочку я слушал его воспоминания. Что характерно на своей родине в Сосновоборске, он ни при каких обстоятельствах никогда не касался темы своего плена. Как он однажды мне намекнул – подписка о неразглашении бесед со следователем помнилась ему всегда.
Уже после его кончины в мой архив попала собственноручно написанная им автобиография. Конечно, она была «причесанная» и приукрашенная . Ценного в ней лишь имена его командиров и товарищей по службе и плену. А так же географические названия мест, где происходили те события.
И здесь реконструкция его рассказов по воспоминаниям наших бесед. Время в 70-80-х было не совсем то, что бы делать какие-то записи. Да и работал я тогда на режимном предприятии.
- «Под командованием начальника заставы лейтенанта Алексеева и младшего политрука Котолевского в окружении мы продержались почти десять суток. А после того, как подошли к концу боезапас и продовольствие пошли на прорыв. Вырваться-то смогли, но в живых нас осталось всего пять человек. Понимая, что спасения нет, я закопал в землю партийные документы, комсомольский билет и свои знаки различия.
В той безвыходной ситуации мы попали в плен, но мои товарищи не выдали немцам, что я был политработник.
Поначалу нас перевозили из лагеря в лагерь, названий которых я не запомнил.
А потом мы оказались в лагпункте около города Лимбург, что был недалеко от бельгийской границы. Конечно, мы постоянно думали о побеге, но тут все наши надежды рухнули. Отсюда до своих было точно не добраться.
В этом лагере формировали группы человек по 300 – 400 и отправляли по разным направлениям. Моя команда попала в лагерь недалеко от города Мангейм. А потом до самого конца войны я и был всего в двух лагерях – здесь в Мангейме и под городом Франкфурт, что тоже на западе Германии.
Эти лагеря были не очень большие и их контингент специализировался на восстановлении железнодорожных путей, разрушенных бомбежками союзников. Работа была тяжелая, но выжить там все же можно было, хотя за разные нарушения приходилось и в карцерах посидеть. Мы были, в сущности, обученной командой по восстановлению железнодорожных путей и мостов. Так я и дотянул до 45-го.
Происходили с нами и необычные случаи. К концу войны союзники сильно бомбили железнодорожные узлы почти каждую ночь. И бывало, что охрана, без доклада своему начальству, выводила нас из лагеря небольшими группами с малым сопровождением до предполагаемых мест ночной бомбежки. Там мы ждали налета, и когда охрана того объекта пряталась в убежищах мы быстро выбегали на пути и искали разбомбленные вагоны с продуктами питания. Риск был двойной – попасть под бомбы или пули охраны. Не все возвращались оттуда живыми и здоровыми, но мне везло. Потом охранники выдавали нам толику из принесенной добычи и разрешали отдохнуть днем до следующего ночного похода. Конечно, об этом я после возвращения домой никому ни слова. Вот только тебе первому.
А потом при быстром наступлении союзных войск пошли слухи, что при отступлении немцы расстреливают военнопленных. Ждать этого не стал и с моим другом Василием Новиковым во время работ по восстановлению путей мы убежали. Помог нам дневной налет бомбардировщиков. Хоронились в каких то развалинах около недели, а тут и американцы пришли.
Вскоре советская миссия во Франции на территории занятой американцами в городе Хайдельберг создала формировочный пункт, которым руководил представитель миссии майор Голиков.
Узнав об этом мы с товарищем. теперь уже из американского лагеря для перемещенных лиц, не раздумывая явились на этот пункт и через некоторое время с одним из эшелонов отправились на Родину. Эшелон следовал без какой-либо охраны на нашем самоуправлении.
В Советской зоне в городе Цетхайм в фильтрационном пункте я успешно прошел проверку и был оставлен в штабе батальона по работе с репатриированными гражданами. Т.е фактически был мобилизован на военную службу. Сейчас понимаю, что я там нужен был как агитатор по возвращению военнопленных на родину. Но я очень старался. Вспомнил свои навыки политработника.
Но в ноябре 1945 года, согласно указа Советского правительства о демобилизации старших возрастов, был уволен с воинской службы и отправлен домой. Надобность в таких как я, с не очень хорошим прошлым, отпала.
Конечно, соответствующие органы, по приезде домой, меня в покое не оставили. Несколько лет регулярно вызывали в райотдел МГБ и я рассказывал или письменно описывал следователям разные детали своего нахождения в плену. Все это время я не мог устроиться на нормальную работу. Приходилось в деревне в доме своего тестя валять валенки на продажу, трудиться рабочим в конторе «заготскот» и на других случайных должностях.
И однажды я попросту не выдержал и во время очередного вызова и надоевшего переливания из пустого в порожнее заявил следователю: «Или сажайте меня или оставляйте в покое! Уж сколько лет вы меня дергаете!»
И меня оставили в покое! Больше никаких вызовов в ту контору не было и в 1949 году я, наконец, устроился на работу в электроцех нашей суконной фабрики.
Дополнение. В дальнейшем мой тесть до самой пенсии проработал в электроцехе фабрики. Был там старшим мастером. Восстановился в партии. Избирался на должность освобожденного председателя поселкового Совета. А в начале 80-х после неоднократных запросов получил удостоверение участника ВОВ и все положенные льготы, как участник боевых действий.
Ушел из жизни в 1985 году.
На фото: Я и мой тесть во время нашего путешествия по Волге. 1977 год.
http://www.proza.ru/2016/09/20/1857
НИКОЛО-БАРНУКИ (Никольское, Барнуки, Барнуковка, Борнуковка, Глятково), русское село, центр сельсовета, в 18 км к северу от районного центра, на речке Аншлейке. На 1.1.2004 г. – 210 хозяйств, 562 жителя. Основано до 1718 г. в Засурском стане Пензенского уезда и вначале было известно как с. Никольское, Глятковка, Борнуки тож, капитана Михаила Петровича Гляткова. В 1719 г. в сельце Никольском, Глятково тож, помещиком показан Михаил Петрович Глядков. В 1748 г. – село Никольское, Глятково тож, Засурского стана Пензенского уезда того же капитана М.П. Гляткова, 113 ревизских душ (РГАДА, ф. 350, оп. 2, е.хр. 2546, лл. 492-496 об.). В 1790 г. село Никольское, Глятково тож, за помещиком Василием Афанасьевичем Киндяковым, 30 дворов, 34 дес. усадебной земли, 441 дес. пашни, 563 дес. сенокоса, 1106 дес. леса, всей земли 1689 десятин. Село располагалось на правой стороне оврага безымянного ключа и на левой стороне его отвершка, две церкви: одна – Рождества Богородицы, другая – Николая Чудотворца, дом господский деревянный, при нем сад плодовитый; «земля чернозем, хлеб и покос средственны, лес строевой дубовый, березовый, сосновый, осиновый и липовый, между коим и дровяной; крестьяне на пашне» (РГАДА, ф. 1355, оп. 1, е. хр. 1032, л. 11 об.).
Деревянная церковь во имя Богоявления Господня с приделом во имя Николая Чудотворца была построена в 1759 г., в 1858 г. построена новая. Перед отменой крепостного права с. Никольское Владимира Платоновича Любовцева, 137 ревизских душ крестьян, 23 ревизских души дворовых людей, 62 тягла (барщина), у крестьян 40 дворов на 75 десятинах усадебной земли, 440 дес. пашни, 62 дес. сенокоса, у помещика 1104 дес. удобной земли, в том числе леса и кустарника 739 дес., сверх того 8 дес. неудобной земли (Прил. к Трудам, том 2, Город. у., №51).
Глятково – центральная и южная часть села, Барнуковка – северная. Центральной частью села считалось Никольское, где, кроме церкви, находилось и волостное правление, базар по понедельникам и майские ярмарки. С 1780 г. в Городищенском уезде Пензенской губернии. В 1912 г. – село Никольское, волостной центр Николо-Барнуковской волости, одна община, 71 двор, земская и церковноприходская школы, церковь, паровая мельница, кузница, 3 кирпичных сарая, 4 лавки, имение Коха. 7.3.1918 г. в Николо–Барнуковской волости установлена Советская власть. Между 1930 и 1939 гг. Никольское (Глятково) и Барнуки (см.) слились в одно селение. В 1980-е гг. – центральная усадьба колхоза «Победа». В 1996 г. – средняя школа, врачебная амбулатория на 10 коек дневного стационара.
Родина пензенского журналиста Николая Александровича Росницкого (1893-1938), сына священника, редактора газеты «Трудовая правда», автора книги «Полгода в деревне» («Лицо деревни») – социология пензенского села ряда волостей (репрессирован, затем реабилитирован).
Численность населения (по годам): в 1748 – около 226, 1790 – 248, 1864 – 381, 1910 – 440, 1920 – 544, 1926 – 516, 1930 – 525, 1939 – 1102, 1959 – 847, 1970 – 748, 1979 – 580, 1989 – 560, 1996 – 595 жителей.
Лит.: «Пензенские епархиальные ведомости» (неофициальная часть), 1904, №№15–17.
http://www.suslony.ru/Penzagebiet/sosnbor.htm
