Послание из Шталага 350

Опубликовано: 23 Октября 2016 в 22:11
Источники: Обобщённый банк данных «Мемориал», Обобщённый банк данных «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», Портал «Память народа», Wikipedia.org, Myheritage.com, Сборник «В сражениях за Советскую Латвию», Рига, 1975, Фото автора, Влада Богова и из архива Леонида Серякова

АВТОР
Александр Ржавин

Удивительная судьба воина: считавшийся погибшим герой остался жив!

Эхо войны

В 1961 году исполнилось 17 лет, как латвийская столица была освобождена от фашистов. Город восстановился, отстроился. С каждым днём всё труднее было представить, что когда-то он являлся ареной жестоких боёв и страшных мучений. Однако мрачная находка заставила людей вспомнить о суровых страницах истории. В Риге на улице Слокас, 64 неожиданно замерла стройка, потому что экскаватор наткнулся на кости. Останки со следами ран и переломов не одного, не десяти и даже не сотни человек… Так рижские строители нечаянно нашли останки советских военнопленных из Шталага 350.
1280 воинов, которые не дождались освобождения из фашистской неволи, были перезахоронены 13 октября 1961 года на Гарнизонном кладбище в Риге. Пять тысяч рижан проводили в последний путь погибших мучеников. Выступили представители городских властей, военнослужащих Прибалтийского военного округа, рабочих, студенчества. Прогремели выстрелы салюта, и останки были преданы земле.

Могила военнопленных на Гарнизонном кладбище, Рига. Фото автора

Произошедшее взволновало латвийцев, они хотели хоть что-то узнать об этих узниках лагеря военнопленных. Тогда журналистам удалось сообщить не многое. Но очень важное, что помогло 55 лет спустя автору этих строк представить общественности необычную историю обычного героя Великой Отечественной войны.
Обернись и внимательно прочитай!
Не каждому из погибших красноармейцев удалось сообщить о своей судьбе родным. Пусть и посмертно. Но, как оказалось, были исключения. Сразу после освобождения латвийской столицы сотрудники компетентных органов советской власти стали собирать сведения о преступлениях нацистов. В том самом отделении лагеря военнопленных, который находился на улице Слокас в Риге, чекисты обнаружили несколько надписей, оставленных советскими военнопленными. Несколько из них нашёл старший лейтенант госбезопасности Толмачев. Одна из них гласила следующее:

Записка Ф. И. Серякова на стене Панцирских казарм в Риге. LVVA, P-132, 30. ap., 34. l., lp. 44-45. Фото Влада Богова

«Обернись и внимательно прочитай.
Я пленный Советский Сержант. Ожидаю Свободы и счастья человеческого. Мне нет воли бороться с проклятым врагом. Много я мечтаю о своей родине. Я люблю ее, но скоро я наверно умру от голодной смерти. У меня есть дети и жена, ожидают письма от меня. Я в колоне фашистского ига, много терпения пережил. Досвидания родные больше немогу проклятых врагов.
Серяков Ф. И.»

И потом кто-то добавил:
«Мой друг хороший Федя погиб голодной смертью. Воевали мы с ним вместе. Он сапожник, я портной. Ты лежишь в Риге, на горе, скоро я приду к тебе. Я опухший и болею, все равно тебя жалею. Я сообщу о тебе на стенке, придут наши, сообщат, что ты погиб.
Пензенская область, Полинский район, село Поли, Серяковой Марусе».

Солдата посчитали погибшим, о чём сообщили в латвийских газетах «Cīņa», «Padomju jaunatne», «Советская Латвия», «Советская Молодёжь», освещавших на русском и латышском языках перезахоронение военнопленных.
Спасибо интернету!
Несколько раз автору статьи попадалась на глаза эта надпись. Просто невозможно было о ней не узнать, если работать над материалами по поводу узников Шталага 350. Но заняться идентификацией автора надписи было всё время не досуг. В первую очередь, потому что был (и до сих пор) занят проверкой имён пленных, которые умерли в лагерных лазарете и санчасти и чьи имена сохранились в немецких документах, зачастую в сильно искажённом виде.
Но по наводке Влада Богова и Михаила Родина вернулся к данному случаю. У Михаила было предчувствие, что за надписью таится большая история. И он не ошибся!
С помощью замечательных сайтов http://obd-memorial.ru, http://podvignaroda.ru и http://pamyat-naroda.ru/jbd, а также других ресурсов, были восстановлены основные вехи боевого пути Серякова, его точное имя. А через редкое отчество жены — Марии Феофановны — были найдены родственники и потомки солдата, а также его фотографии. И что самое главное, выяснилось: боец вернулся с войны живой, дожив до глубокой старости!
Писать о том, как вёлся поиск, оказалось делом трудным. Поэтому, чтобы сэкономить время для чего-то полезного, лучше перескажу историю бойца. Она и без техническим поисковых подробностей крайне занимательна! Хотя, признаюсь, там ещё остаётся, что нужно исследовать.
Итак, знакомьтесь: Фёдор Иванович Серяков.
Он родился 24 мая 1909 года в селе Поим под Пензой в семье староверов. У него был старший брат Максим, а также четыре сестры. Окончил два класса начальной школы. Был хорошим сапожником, ездил в Ростов-на-Дону, Москву, Пензу, Воронеж, где продавал обувь, делал женские сапоги. Также работал в колхозе конюхом.
В 1931 году Башмаковским РВК Пензенской области был призван на военную службу. Зачислен в 37-й Астраханский Краснознаменный кавалерийский полк, где с октября 1931 по декабрь 1933 проходил военную службу на должности артиллериста-разведчика.
После службы, 1 мая 1934 года, женился на Марии Феофановне Потаповой (4.9.1915−3.7.2006). В браке с ней у него было восемь детей. К сожалению, трое из них умерли в годы войны.
Защитник Родины, гроза «голубых»
С августа 1941 года Серяков снова взял в руки оружие, чтобы защищать свою страну от европейско-фашистских захватчиков. В составе 1002-го стрелкового полка 305-й стрелковой дивизии он принимает в августе 1941 года участие в боях за Хутынский монастырь под Новгородом, а в октябре-ноябре 1941 года в районе Муравьёвских казарм, построенных ещё при графе Аракчееве, сражается против… нет, не «арийцев», а против испанцев!
Это были солдаты 250-й пехотной дивизии Вермахта — легендарной в Испании так называемой «Голубой дивизии» (División Azul, Blaue Division). Некоторые утверждают, что её правильнее назвать Синей дивизией, по цвету рубашек испанских фалангистов, но так ли это важно? Важно другое: имея, по немецким меркам, серьёзные проблемы с дисциплиной, в бою это был храбрый, стойкий, упорный и изобретательный противник. Как говаривал генерал Гальдер, «если вы увидите немецкого солдата небритого, с расстёгнутой гимнастёркой и выпившего, не торопитесь его арестовывать — скорее всего, это испанский герой». К тому же, не стоит забывать, что это были не разношёрстные призывники, а исключительно мотивированные добровольцы — обстрелянные, с опытом трёх лет боёв Гражданской войны в Испании. При этом не замаравшие себя преступлениями против мирного советского населения. Достойный враг. К слову, раненые бойцы дивизии лечились в Риге. Многие её бойцы похоронены под Ригой, на немецком братском кладбище в Бебербеках.
Лишь несколько сотен из них были доброжелательно настроены к СССР (бывшие солдаты-республиканцы и другие противники каудильо Франко) и воспользовались службой в добровольческом легионе, чтобы оказаться в советской стране и сдаться Красной Армии.

Лист из Журнала боевых действий 305-й стрелковой дивизии за декабрь 1941 года, https://pamyat-naroda.ru/jbd

В декабре 1941 года, после успеха под Тихвином, Красная Армия переходит в наступление на Волховском фронте. Вместе с другими частями 305 сд рвётся к Волхову, чтобы занять плацдарм на левом, западном, берегу, откуда они могли бы двигаться дальше, на прорыв блокады Ленинграда. Противник у Серякова и его товарищей всё тот же. 10 декабря соседи из 1004 сп ведут бои за деревню Шевелёво на правом берегу Волхова и переправу возле неё. Испанцы хорошо дерутся, и наши никак не могут взять хорошо укреплённую деревню. Тогда на помощь им отправляется 1002 сп.

Наградной лист, http://podvignaroda.ru

В ходе боя красноармеец Серяков под сильным пулемётным огнём противника, умело маскируясь, ползком добрался до одного пулемётного расчёта противника и напал на него. Огнём из автомата он убил двух испанцев, а третьего, который оказался немцем и стал убегать, попытался взять живым. В ходе завязавшейся драки Серяков оказался ранен фашистской пулей в челюсть, и упустил врага. Но тот не пробежал и нескольких шагов, как его настигла уже пуля нерастерявшегося Серякова. Самое главное, ещё один вражеский пулемёт замолчал, что для нашей пехоты было огромной помощью.
Только после боя раненый Серяков ушёл на пункт оказания медицинской помощи и уже через сутки вернулся к товарищам. За свой подвиг Серяков был награждён медалью «За боевые заслуги», которую ему вручили 1 мая 1942 года. Очевидно, храбрый солдат скоро также получил повышение и дослужился до звания сержанта. Отважно воевал и дальше, в мае был ранен второй раз.

Фёдор Иванович Серяков. Фото из архива Леонида Серякова, внука воина

А тем временем части Красной Армии закрепились на левом берегу Волхова и пошли в наступление по направлению к Ленинграду. Увы, вначале успешно наступавшая 2-я Ударная Армия сама попала в окружение и героически погибла летом 1942 года, несмотря на позорный поступок своего командира, сдавшегося в плен без боя — генерала Власова. В отличие от него, другие бойцы 2-й Ударной просто так не сдавались. Лишь исчерпав все возможности для сопротивления, выжившие солдаты не сдавались, а попадали в плен, раненые и голодные. Среди них оказался и Серяков…
Вообще, 305 сд в начале 1942 года входила в состав другой армии — 52-й. Она прикрывала действия 2-й УА, удерживая с юга узкий коридор, соединявший её с основными силами Красной Армии. Недалеко от печально известной Долины Смерти у Мясного Бора. Там был ад. Противник стремился во что бы то ни стало перерезать этот коридор. Наши, соответственно, удержать. Коридор становился то уже, то расширялся, иногда пропадая совсем. Но красноармейцы упорно пробивали его, давая возможность вначале пополнять 2-ю УА новыми силами, а потом выходить её бойцам из неминуемого окружения.
Только 31 мая 1942 года 305 сд была оперативно подчинена 2-й Ударной Армии. А в начале июня 1942 года немцы окончательно сумели закрыть узкий коридор. Дивизия, где служил Серяков, была рассечена, лишь 1004 сп оказался вне кольца, а остальные части дивизии разделили печальную судьбу солдат окружённой 2-й Ударной Армии.
К примеру, на наградном листе есть имена трёх главных офицеров 1002-го полка. К сожалению, я не выяснил, кто именно был майор Калашников. Впрочем, к лету 1942 года у полка был уже другой командир. А вот военком полка батальонный комиссар Михаил Григорьевич Вандышев и начштаба полка майор Иван Иванович Силыч пропали без вести в этих боях. Как сухо гласит донесение о потерях, они «оказались вместе с частью в окружении в районе Кересть Ленинградской области, данных о выходе из окружения нет». Скорее всего, погибли, как и комполка. Со слов чудом пробившихся к своим известно, что майор Арсений Иванович Смирнов повёл свой полк, от которого тогда осталось всего 50 человек, на прорыв и погиб 26 июня 1942 года. А от всей дивизии, даже с учётом 1004-го полка, к началу июля в строю осталось, по данным некоторых исследователей, всего 82 человека. Не удивительно, что 30 июля 1942 года 305-ю дивизию официально расформировали.
Шталаг 350
А Серякова и других попавших в плен тем временем доставляют в Ригу. Здесь находился один из самых крупных лагерей военнопленных Шталаг 350 (Stalag 350). При этом пленные содержались не в каком-то одном месте, а распределялись по отделениям шталага, как в Риге, так и окрестностях — в Саласпилсе и Елгаве. Одно из отделений располагалось в РИге на улице Слокас, где к ней примыкает улица Пулку (Полковая).
Раньше это были казармы Автотанковой бригады (Autotanku brigāde, до 1 марта 1940 года Автотанковый полк, Autotanku pulks) Технической дивизии (Tehniskā divīzija) Латвийских Вооружённых Сил. По немецкому названию танка (Panzer) эти казармы и прозвали Панцирскими (Панцерскими). В войну немцы приспособили эти здания для лагеря военнопленных.

Вид на Панцирские казармы со стороны улицы Слокас, Рига. Фото автора

Одно из зданий Панцирских казарм, улица Пулку, Рига. Фото автора

Особо ужасной для советских военнопленных была зима 1941/1942 года. Смертность была ужасающей: от голода, холода, болезней, жестокого обращения, расстрелов. Вся вина за смерть военнопленных лежит исключительно на нацистах. По одной простой причине: Германия присоединилась к знаменитой Женевской конвенции, в которой чётко сказано, что, если страна-подписант воюет против страны, не присоединившейся к конвенции, то она должна обращаться с пленными, как если бы они были из страны, которая подписала её.
Считается, что потом немцы стали обращаться с пленными получше, сообразив, что война затягивается, а они сами истребляют потенциальных работников. Но от этого лагеря военнопленных в санатории не превратились. Смертность лишь сократилась, но всё равно оставалась высокой.
Серяков оказывается с товарищем (кстати, действительно, он — сапожник, а тот — портной) в Панцирских казармах и оставляет вышеупомянутую надпись. К слову, в ней интересно упоминание могилы на горе. Она появляется и в другой надписи, которую оставил боец, представившийся Герасимом Сибиряком:
«Ожидаю я вас, братья-сестры.
Скоро фашистам конец. Вы идете быстрым маршем в Европу, с победой ожидает вас молодежь. Надоела немецкая палка, ежедневный допрос. Много я страданий пережил, и, может быть, скоро дождусь свободы насыщенный вкус.
Я, пленный Герасим, видел, что немцы творили, латышские полицаи нас палками били. На одной песчаной горушке похоронен полковник [фамилия неразборчива] за необъяснение военного дела и нашей Катюши родной.
Жду свободы. Герасим Сибиряк.
17/VI-44 г.»
А песчаная горушка эта — Кукушкина гора (Dzegužkalns), вытянутая с севера на юг валообразная дюна, длиной около километра. Сейчас там парк, но мало кто знает, что на южной части горы было кладбище. Как раз примыкающее к Панцирским казармам с севера. Что было весьма удобным для фашистов, так как трупы погибших пленных не надо было далеко возить. Увы, сейчас и следа нет ни от гражданского кладбища, ни от могил пленных, которые когда-то были на Кукушкиной горе… Но, как мы видели в начале материала, могилы были и в других местах возле лагеря. На одну из которых и наткнулись строители.

Вид на южную окраину Кукушкиной горы со стороны Панцирских казарм, Рига. Фото автора

Когда-то на гребне Кукушкиной горы было кладбище... Фото автора

Нацисты направляют военнопленных из этого отделения шталага на работы в аэродром Спилве и другие части города, а также посылают на сельхозработы в провинцию. Благодаря этому многие товарищи Серякова по несчастью оказываются освобождёнными нашими войсками в Пакруойском районе на севере Литвы. Среди них многие на тот момент числились не только пропавшими без вести, но даже погибшими. Так, Семен Кириллович Кобзарь якобы погиб под городом Керчь в марте 1942 года. И даже до сих пор увековечен на тамошнем мемориале. Но нет, он попал в плен и оказался в Прибалтике.
Однако, Серяков сбежал из лагеря сам! С тем самым товарищем-портным. К сожалению, не известны подробности побега, хотя известно, что беглецам пришлось пробираться и через канализацию.

Из огня да в полымя

В спокойной обстановке бывших пленных ждала бы долгая проверка, по результатам которой кто-то был бы направлен на трудовой фронт (если здоровье не позволяло воевать дальше), кто-то в штрафные или штурмовые части (если с особистами не повезло), кто-то в заключение (если нашлись свидетельства, что недостойно себя в плену вёл), ну, а кто-то сразу в обычные части через запасные стрелковые полки и дивизии (если особисты оказывались нормальными мужиками и никакого компромата не было).
Но под Ригой обстановка была жаркой! В конце июля 1944 года, после рейда гвардии капитана Галузы, Красная Армия отрезает Ригу от основных сил германской армии. Как известно, танкисты, достигнув Рижского залива, даже набрали там пару бутылок воды и направили их в Москву в доказательство. Мол, не речная и озерная вода, а морская, балтийская!
А сил в образовавшемся узком перешейке для его удержания было явно недостаточно. Командование направляет туда свежие силы. Увы, их по-прежнему мало. Немцы, понимая катастрофичность сложившейся для них ситуации, в конце августа начинают наступление, с целью прекратить окружение их войск в Риге и восточнее её.
Поэтому 6 августа 1944 года Серяков (уже как рядовой) и другие бывшие пленные прямиком зачисляются в ряды 1166-го стрелкового полка 346-й стрелковой дивизии, которая 10 августа направлена под Тукумс и Слоку в получившийся перешеек для его удержания. Увы, занимаемый дивизией и её соседями фронт был сильно широк, сил всё равно не хватало. Воспользовавшись этим, 19 августа немцы пошли на прорыв.

Схема боёв в июле-августе 1944 года к западу от Риги, сборник «В сражениях за Советскую Латвию», Рига, 1975.

1166-й стрелковый полк вел бой с танками противника в районе посёлка Смарде. К сожалению, силы были неравными. Несмотря на отчаянное сопротивление, наши части были окружены. 20 и 21 августа, по приказу командования, части 346-й стрелковой дивизии пошли на прорыв. До своих добраться смогли не все. Донесение о потерях сухо говорит, что в бою под хутором Люляс 21 августа 1944 года Серяков погиб…

Лист из донесения о потерях 346-й стрелковой дивизии, https://obd-memorial.ru

Поиск продолжается

Но ведь запись в донесении может быть ошибочной. Так, призванный вместе с ним бывший пленный Виталий Венедиктович Трубин тоже значится погибшим в том бою. Однако же, на самом деле, он снова попал в плен — 19 августа 1944 года под Слокой, был освобождён частями 1-й Ударной Армии 17 октября 1944 года, направлен 27 октября 1944 года… нет, не в ГУЛАГ и даже не в штрафную часть, а в 143-й запасной стрелковый полк, а оттуда в 98-ю стрелковую дивизию той же 1-й УА. И сражался более чем героически, мстил врагу за издевательства в плену по полной. Из наградного листа узнаём, что в ожесточенном бою 5 января 1945 года северо-западнее деревни Грайзас, когда немцы предприняли контратаку, «товарищ Трубин, не щадя своей жизни, сил и крови, в упор расстреливал немецких гадов. В этом бою он уничтожил штыком, огнём и прикладом 9 немецких солдат». За что заслуженно получил орден Славы 3-й степени.
Так же случилось и с Серяковым. С той лишь разницей, что пробившийся к своим и раненный (уже в третий раз!) в лицо и левое предплечье, он был отправлен в 1396-й Сортировочный эвакогоспиталь.
Что было дальше, пока не совсем ясно. Но так как боец оказался награждённым не только медалью «За победу над Германией», но и «За победу над Японией», то можно предположить, что он продолжил службу в какой-то части, которая была направлена на Дальний Восток. Очень даже может быть, что и в том самом 1396 СЭГ, который из Прибалтики был передислоцирован на восток. Хорошие сапожники были всем нужны, в том числе и в военных медицинских учреждениях!
Увы, многого не знают родные о боевом пути Фёдора Ивановича. Не очень он любил рассказывать о войне. С одной стороны, всё же, в плену был, что неоднозначно воспринималось некоторым бойкими личностями. С другой, он сожалел, что на войне приходилось убивать — хоть и врагов, но всё же людей.
Умер Фёдор Иванович Серяков 12 мая 1996 года, похоронен в родном селе. Его там помнят. В посёлке живут родственники и потомки героя. Узнав об этой истории с надписью, директор Поимского музея Татьяна Найдёнова сообщила, что 9 декабря 2016 года проведёт памятное мероприятие в честь солдата. А внук, благодаря которому мы видим его фотографии военной поры, будет пытаться найти в архивах дополнительные сведения о деде, чтобы в его истории не осталось неизвестных страниц.

Автора этих строк тоже зовут в Поим. Хотелось бы посетить родину героя, возложить цветы на его могилу. Не получится в этот раз, что ж, может ещё представится возможность. Ну, а тем, кому посчастливилось находиться к Пензе поближе, хочу напомнить: герои не только покоятся на мемориалах на местах боёв. Многие вернулись домой и похоронены в регионах, куда, к счастью, война не добралась. А кто-то из героев ещё с нами — здоровья им!

Вечная память погибшим! Вечная слава победившим!