"Выбирай, герой: орден или жизнь!"

Владимир Вержбовский

Рассвет 22 июня 1941 года стрелок-радист танка КВ-1 Иван Савельев встретил на посту в летних лагерях под Перемышлем. Он не сразу сообразил, куда летит армада немецких самолетов. Но когда часть фашистских машин встала в круг и начала сбрасывать на землю бомбы, пензяк понял, что началась война.

Подорвали состав вместе с немцами

Отдельный тяжелый танковый полк, в котором служил наш земляк, вступил в бой с врагом уже во второй половине дня. "Немцы не ожидали такого натиска наших мощных машин, - вспоминал ветеран. - Броня их танков лопалась, словно скорлупа орехов. А сами покорители Европы драпанули от подбитых машин так, что только пятки сверкали".

Однако вскоре КВэшки остались без боеприпасов. Комполка, который лично знал красноармейца Савельева - рубаху-парня и лучшего гармониста части, - вызвал нашего земляка в штаб. Там уже находился старшина части.

"Слушай боевой приказ! - начал полковник. - На станции стоит целый эшелон с боеприпасами для нашей техники. Задача: провести разведку и, если немцы еще не там, постараться организовать доставку снарядов в расположение полка".

Легко сказать, да трудно сделать. На трофейном мотоцикле пензяк примчался с товарищем на вокзал. Товарняк стоял, набитый боеприпасами под завязку. Но с другой стороны станции уже подходили фрицы.

"Вот что, боец! Выход один: рвем состав и сматываемся, пока нас здесь не кокнули", - принял решение сверхсрочник. Через пять минут станция взлетела на воздух вместе с передовым отрядом фашистов. Уже на следующий день оба танкиста "за выполнение специального задания командования" получили ордена Красной Звезды.

История с маузером

"Товарищ старшина, разрешите обратиться, - вскинул руку к шлему Савельев. - Давайте махнемся. Я вам гансовский автомат с двумя полными рожками, а вы мне ваш маузер". И молодой солдат покосился на деревянную кобуру, где покоилось оружие. "Товарищ красноармеец, вот ежели меня убьют, владей им с полным правом, - подкрутил усы кадровый вояка. - А за подобное предложение, сделанное старшему по званию, объявляю тебе три наряда вне очереди на кухню".

Третьи сутки подряд Иван как проклятый чистил картошку, драил песком полевую кухню и проклинал себя за неосторожно начатый разговор. Ночью, скрючившись на сиденье стрелка-радиста, он поклялся себе, что раздобудет пистолет не хуже, чем у старшины.

С рассветом волна за волной на расположение обрушились "юнкерсы". "Бомбили сильно, голову не поднимешь, - рассказывал участник войны. - Когда же немцы убрались восвояси, первое, что я увидел, было висевшее на сосне оторванное плечо с рукой и маузер в кобуре. Старшину и других похоронили в братской могиле, а оружие я, конечно, подобрал".

Однажды под вечер командир роты послал Савельева в штаб полка с донесением. Палатка, где располагалось командование, почему-то была на отшибе. Караульных возле нее тоже не оказалось. Вручив пакет полковнику, рядовой повернулся через плечо, поднял входной полог и остолбенел…

Прямо из лесу на него, крадучись, выходили немцы с автоматами наперевес, одетые в камуфляж. Иван мгновенно вытащил из кобуры маузер и двумя выстрелами уложил первых фрицев. Остальных связали боем подоспевшие танкисты. А командир полка снял с руки часы и подарил их пензяку со словами: "Все, что могу".

Приговоренный к расстрелу

В августе 1941-го в боях под Белой Церковью Савельев вновь проявил себя. Вместе с напарником он приволок из-за линии фронта двух эсэсовцев. Но уже на нашей стороне второго бойца ранило шальным осколком. Вот и пришлось Ивану одному вести немцев к командиру.

"А они - здоровенные, откормленные бугаи - решили убежать, - вспоминал танкист. - Один было в драку бросился, но приклад ППШ его быстро успокоил. Второй орать стал "русиш швайн" и жесты всякие неприличные делать. Ну, я и не выдержал: почти весь магазин в него, гада, выпустил".

На выстрелы первым примчался особист. Савельев хотел схитрить, дескать, убил при попытке к бегству. Но чекист свою линию гнул четко: "Фриц, как решето, - весь в дырках. Какое там бегство". И вместо благодарности солдата до вынесения трибуналом приговора посадили в земляную яму. А какой мог быть вердикт военных судей в то время: только расстрел.

Но, видно, в рубахе родился пензяк. За него перед приехавшим на фронт Ворошиловым вступился командир полка. Климент Ефремович лично пожелал побеседовать с провинившимся бойцом. В деле хранились и документы, и отобранный у танкиста орден.

"Так ты, значит, герой, - покачал головой маршал. - Ну, герой, выбирай: или орден с тебя снимем в наказание или вместе с наградой расстреляем, а потом все равно ее отберем". Ясное дело, лучше с орденом расстаться, чем с жизнью.

Вскоре пензяк получил тяжелое ранение. Два месяца он провел в госпиталях. Потом получил направление в полк для выздоравливающих в Селиксу. В Сталинграде успел принять только один бой. Новое ранение, госпиталь и вновь… Селикса. Там Иван Савельев и встретил День Победы.

"Молодой ленинец" №19 (7481) от 4 мая 2010 года