Кондаков Николай Никонович
Кондаков Н.Н., Дальний Восток,
24.12.1946 г.Я родился 5 мая 1926 г. в дер. Головинка Белинского района Пензенской области. До войны окончил семь классов. Затем 22 июня 1941 г…В 1942 году мы с ребятами убежали из деревни и хотели вступить добровольцами в танковый корпус, части которого тогда формировались. Там нас подержали месяцев пять, а потом домой отправили, потому что зима была холодная и мы сильно мерзли. После этого я работал в колхозе на тракторе, затем на комбайне. В то время в тылу было трудно, но нам, как квалифицированным колхозникам, и за тяжелый труд выдавали по килограмму хлеба.
В августе 1943 г. меня забрали в армию. В школе никакой допризывной военной подготовки не было, мы все время работали, практически с поля я ушел в армию. Меня сразу направили на Дальний Восток, если точнее, то в Приморский край, прямо к границе с Японией, за Барабашем Хасанского района. Там я первое время служил в 99-й отдельной артиллерийской дивизии РГК - Резерва Главного Командования, определен в качестве орудийного номера на 122-мм орудие. В этой части находился с ноября 1943 по декабрь 1944 гг. В этот период нас обучали стрельбе из орудий, все время осуществлялись выезды на полигоны. Кормили нормально, надо сказать, что у нас почти все продукты были американского производства. Мы стояли в трех километрах от границы. Ходили слухи о японских провокациях, наша разведка через пограничную линию ходила, ведь она совсем рядом была, через реку. Говорили, что белогвардейцы переходили в качестве японских разведчиков, нам об этом рассказывали еще во время остановок эшелона с пополнением во Владивостоке и Ворошилове (ныне Уссурийск).
В декабре 1944 года меня перевели шофером в ту же часть. О скором начале войны с Японией никого не предупреждали. Правда, нас сняли с передовой, отвели от погранзаставы и перекинули на Манчжурию, в небольшой город на границе. Объявили, мол, будут проводиться учения, но видно было, что подвезли-то к самой границе. Саперы уже расчистили дороги, трассы ведущие к нейтральной зоне. Мы слышали взрывы, когда проезд расчищали. Восьмого августа 1945 г. нас построили и объявили: началась война, мы идем в наступление. А к вечеру сказали, мол, все отменили, конечно же, солдаты обрадовались. Но, как оказалось, они это специально сделали, для сбивания противника с толку, утром в семь часов была объявлена тревога, все вскочили и бросились к старшине, спрашиваем:
- Что такое?
- Война началась.
- Так отменили вчера.
- Войну не отменишь.
Мы пошли вперед, перед нами двигались танки. Оказалось, что еще ночью пехота, войсковая разведка, прошли на несколько километров вперед без техники, без пушек и т.д. Вот так и началась война с Японией. Выяснилось, что перед нами проходила большая подземная оборонительная линия, в которой японцы находились, им не давали оттуда выходить, постоянно обстреливали, там мы оставили орудийный дозор. Кто из японцев выбегал, тех в плен брали. Что с ними делали, я не знаю, мы же дальше шли. В основном сопротивление было слабое, техники у них не было, особенно такой, как у нас, только в нескольких местах задержали на короткое время. В связи с нехваткой личного состава меня опять перевели в расчет и поставили наводчиком.
Серьезные бои начались под Муданьцзяном, там течет большая река, которая делит город пополам, часть города ровная, потом подъем и опять ровно. Японцам, которые закрепились на возвышенности, хорошо было сверху нас видно, а нам их с равнины было не разглядеть. Прижали они нас там, трое суток держали, пехота днем их выгонит, а они ночью наступают, наши отступают. В тех боях я одним из первых в дивизионе был награжден медалью "За отвагу". Получил за то, что во время обстрела мой расчет не уходил с огневой позиции, мы продолжали стрелять, а три других расчета ушли в укрытие.
Здесь произошло следующее: получилось так, что их очень много перешло на эту сторону, они думали пойти в наступление, а мы от города километра два отошли, на окраину, чтобы не видно было. Тут какой-то генерал приехал, и дал указание одной самоходке САУ пробиться в город к мосту, и взорвать его. Прорвались, один выстрел сделали и попали как раз в центр моста, один пролет буквально разорвали. Тогда японцам деваться некуда, река быстрая, наши прижали их и они уже кто в плен, кто в речку бросался вплавь, их там огромное множество побили. Когда к речке подъехали, с двух сторон камыши росли, где-то четыре метра в высоту, японцев течением к берегу прибивало, и они в этих камышах лежали. Затем прибыли наши саперы, подошли понтоны - американские лодки, часть солдат на них погрузили и переправили. А мы часов пять стояли, за это время саперы перекинули балки через пролет и восстановили мост. Мы пошли, смотрим, десантники уже наверху закрепились. Прошли город, только выходим, как приехали "Катюши", сделали залп по вражеским позициям, и все затихло. Опять выступаем, пехота на танках поехала, а мы сзади. Поднялись наверх, там ровная площадь километров 15 в длину и пять-шесть в ширину, а дальше опять горы, сопки. Дорога и по сторонам пушки японские валяются, разбитые машины, везде снаряды штабелями стоят. Оказывается, танки Т-34, которые прорвались, опрокидывали эти машины сходу, даже не стреляли. Местного населения мы не встретили. На горе нас остановили, пробка образовалась, колонна машин триста-четыреста, и пушки, и минометы, вся артиллерия, кроме танков, они-то вперед ушли. Мы для интереса пошли разведать местность. У японцев траншей как у нас нет, ямку вырыли небольшую, землю высыпали по направлению стрельбы, и все. Кстати, винтовки они устанавливали на ножках, и вот он две три веточки воткнул и сидит, только голову видно. Мы видим, японцы так рядами расположились. Смотрим, они все сидят, подходишь, и не видно убит, ранен или еще что-то. Трогаешь - он мертвый, ран никаких нет. Оказывается, их-то до смерти оглушили минометные взрывы, ведь мина у "Катюши" здоровенная. Разглядели, у японцев из носа и ушей кровь идет.
Дошли до города за Муданьцзяном. Там нам объявляют:
- Уже война кончилась.
Пробыли здесь дней пятнадцать. Потом дали приказ отходить, остаются только комендантские части, а все остальные войска: артиллерия, связь, и разведка назад. Дали указание поснимать все коммуникации, которые проводили, связь и тому прочее. Где останавливаемся, связисты идут и связь собирают. Мы уже далеко назад отошли и семь человек пошли снимать катушки, собрали и наткнулись на противотанковые мины. А у них мины были как коробки с красными запалами из цветного метала. Некоторые солдаты научились вынимать запалы, вычищать, и делать из них мундштуки. Вот солдаты катушки сняли, сели, набрали разных трофейных журналов, которые были исписаны с одной стороны (мы их домой отсылали, чтобы дети использовали как тетрадки, ведь тогда еще бумаги в достаточном количестве не было, я сам на газете писал). Один солдат отошел на метров пятьдесят, сел и читает, а те возятся, мина взяла, и взорвалась. Всех раскидало, разорвало на куски. А этому, что отошел, руку оторвало, раны четыре осколочных было, хотя он далеко сидел, но оглушило сильно. Прибежал в часть, сообщил. ЧП: семь человек погибло, один калекой остался, начали разбираться. Приехал следователь военной прокуратуры. Неделю мы там простояли.
Сентябрь, жара градусов 35, раздеваться не разрешают, как-то далеко зашли, а там опять площадь голая и озеро громадное, далеко идет. Опять затор, привал, остановка, колонна машин стоит, конца и края не видно - солдаты все в озере купаются. Озеро голое: ни одной травки, одни скалы. Команды ехать нет, кухни подошли, стали кормить нас. Мы пошли посмотреть по скале, а там дыры больше, меньше, глядишь туда, метра два-три, где полтора, дальше пустота идет, опять дыра еще ниже и тоже одни камни, камни и камни, никаких растений.
Вечером с озера людей стали убирать: к построению готовились. Немного от дороги были какие-то растения, все пошли туда. Командиры части подальше находились, не будут же они возле солдат сидеть. А ребята гранату бросили в озеро, один только сазан всплыл, и все, больше никакой рыбы не было, еще штуки три кинули - ничего нет. Они взяли противотанковую гранату, привязали к ней еще таких гранат, чтобы взрыв больше был и рыбы побольше. Кинули, а она взорвалась над поверхностью и волной тех, кто в метрах пятнадцати от берега был, раскидало, кто руки поломал, кто голову разбил, кто еще что. Погибших не было. Опять ЧП, недели две ждали, пока прокуратура приедет, пока разберутся. Начали вызывать, таскать, кто и что видел. Некоторых забрали, увезли, которых виновными посчитали. На этом все вроде закончилось. Приехали к границе, а оттуда нашу часть уже на Дальний Восток перебросили. Поселок километров семь, там три части стояло. Мы стояли в казармах еще Гражданской войны, городок вроде бы Южный назывался. В центре танковая часть, а сзади саперы и минеры, дальше была огромная нефтебаза.
В это время я уже принял машину и ушел из расчета. Нас, шестнадцать машин, откомандировали ехать в Корею, вести туда горно-вьючный дивизион. Мы загрузились, с нами капитана старшего направили. От места, где мы должны были их разгрузить, нужно было проехать до озера. Мы доехали до города, разгрузились под вечер, и поставили машины на площадь. В этом поселении нужно было цитрусовыми загрузиться. Пошли в ресторан, ребята выпили, один разломил кусок мяса и спрашивает официанта:
- Что это за мясо?
А кореец безо всякого внимания к тому, кто спрашивает, отвечает:
- Тяф, тяф!
Естественно, наш хлопец разворачивается и корейца в лицо бьет, тут другой кореец подбежал, наши втянулись, завязалась драка. Директор ресторана понимал по-русски и в комендатуру ринулся, пока это все происходило, пришла целая машина комендантского наряда. Нас схватили, привезли к какой-то постройке, открыли дверь, а там лестница метров двадцать вниз, всех туда покидали и закрыли на замок. Помещение было метров тридцать в длину и пятнадцать в ширину, наверху люки небольшие, стены из бетона, все голое, пустое, только солома местами накидана, и крысы бегают. Сутки к нам никто не приходил, а на вторые пришел солдат и сержант, принесли нам хлеба булки три и ведро воды. Сказали:
- Вот это вам комендант прислал, чтобы вы не подохли, а то за вас еще отвечать.
На третий день, часов в одиннадцать выпустили, привезли к нашим машинам, построили всех, комендант подходит и говорит:
- Ну, братва молитесь богу, что вас много и техники много, если было бы вас двое-трое, я бы так закрыл, что никто белого света бы не увидел.
А у нас срок выходит, ехать еще много километров. После того как наш капитан поговорил с местными военными, нас в этом городе загрузили маслом, посудой, спиртом (в столитровых бочках), всяким ширпотребом. Поехали в советский город, там на контрольном пункте нас не проверяли, после войны не было еще такого, это потом стали документы требовать. Когда вернулись, капитан ничего начальству о том, что нас задержали, не рассказал, комендант тоже не сообщил. Все это прошло незаметно, вроде и задержались, но капитан нашел какой-то объяснимый предлог.
Как-то к нам неделю не приходили, потом вызывают. Говорят:
- Снять кузова.
У нас машины были трехосные, но перед не ведущий, "Студебеккеры". Поснимали все, думали, что куда-то будут машины отправлять. Слух ходил такой, что Америка назад технику требует,
Сталин же отказался платить им, говорит:
- Мы за вас кровью рассчитались. А машины вернем.
Американцы согласились, по крайней мере, мы так подумали. Мы поставили к каждой машине шпалы по четыре штуки, установили их на рамы и конвой из 36-37 машин в Манчжурию направили. Оказывается, там разбирали дорогу, которая шла над границей и оттуда рельсы вывозили в Россию. Так что никто грузовики возвращать не собирался. Вот по три рельсы, по одну сторону три и по другую три, а они выходят за кабину, вылезти из машины можно было только через окно, они не давали дверь открыть. Так мы около недели возили их, потом была команда прекратить. Думали: все на этом, а нас еще на вывозку дров отправили. В корпус входило несколько дивизий, надо было привозить дрова, несколько тысяч кубометров для отопления. Тогда все отапливалось дровами. Нужно ездить километров тридцать в тайгу через Алексеевку и по речке. Дороги не было, приходилось по проселочным добираться. Потом зима началась: слякоть, грязь. Выезжали только во Владивосток за продуктами для части.- Какое отношение в войсках было к партии, Сталину?
- Отношение было хорошее, все были довольны их действиями.
- Как поступали с пленными японцами?
- Они жили лучше, чем мы. Конечно, работали много, но грубого отношения я не замечал. Были такие, что не хотели сдаваться, обвязывали себя гранатами и под танки кидались, сами себе животы разрезали. Редко, конечно, но на войне такое я видел.
- Как к Вам относилось мирное население?
- Местное население к нам хорошо относилось.
- Ваше личное оружие?
- Когда я в артиллерии служил, моим личным оружием был ТТ.
- Сталкивались со случаями воровства в части?
- Ни со случаями спекуляции, ни воровства я не сталкивался.
- На каких грузовиках вы работали?
- На самой разной технике. "Студебеккеры" аккуратней наших машин были сделаны, но по бездорожью или при сырой погоде он уже буксует, у него два моста и оба задние, расстояние маленькое, он их забрызгивает грязью, раскачки не дает. Правда, интересно получалось: "Студер" лебедкой сам себя вытаскивал, он юзом мог с ее помощью тащить десять тонн. А наш ЗИС покачался на месте и выскочил. Бензин для американских и для наших машин был одинаковым. В каждой части имелись бензовозы, которые нас заправляли.
- О ядерном оружии слышали?
- То, что США сбросили на Японию атомные бомбы, мы знали. Отнеслись к этому очень негативно, потому что погибли мирные люди.
- Противогазы выбрасывали?
- Нет, всегда с собой носили.
- Как мылись, стирались?
- Мылись регулярно, ставили большие палатки, воду грели, приходили специальные машины, жарко было или нет, но меняли все белье, прожарку делали. Вшей в нашей части не было. После войны и в войну за этим следили. Кстати, форма у нас была обычная, каски также общевойскового типа.
- Сухпаек получали?
- Сухой паек давали вне зависимости, была кухня или нет. Он всегда должен быть при тебе на три дня. В него входили: колбаса, тушенка, сахар, сухари. Тушенка американская и колбаса хранились не как у нас, а в специальных банках.
- Не переживали, что не попали на войну с Германией?
- Нет. То, что меня послали на Дальний Восток, а не на Западный фронт, тогда не имело значения. Во время войны с Дальнего Востока много частей убрали, а там пополнение тоже необходимо, ждали, что японцы могут напасть, война-то еще шла.
- Женщины в части были?
- В основном при штабах: связистки, радистки, медики.
- Какие-то деньги на руки выдавали?
- Да, каждый на руки получал по три рубля.
- С замполитами сталкивались?
- Нет, я с ними не общался. Замполит имел больше прав, чем командир части, у них была система согласованности, и если замполит не согласен с приказом, то командир части ничего не сделает. По крайней мере, так нам объясняли старослужащие.
Кондаков Н.Н., июль 2010 г.
- С особистами довелось дело иметь?- С особым отделом я не сталкивался. Но когда в размещались за Барабашем рядом с нами находился авиационный полигон, а мы дальше к границе где-то за 60 км от него наша часть стояла. Мы жили в землянках, а для пушек в скалах вырыты были капониры. Рядом была небольшая речушка, около 10 м шириной, когда дождь проходил, она разливалась так, что не пройти, не проехать, а землянки были по другую сторону, иногда часовым приходилось по трое суток стоять, потому что не могли их сменить. С одной стороны мы, а с другой стороны реки наша батарея стояла, а дальше лес, горы и на подъем подымаешься, 2-3 км спуск и речка больше 20-30 шириной. Это как раз граница проходит, проволока натянута, по другую сторону сидят японцы. Утром наша разведка на зарядку выходят, те тоже и кричат:
- Рус, иди сюда.
Вот особый отдел и интересовался, не было ли перебежек с нашей стороны или с их. Был такой случай: где-то к вечеру подъехал к нам "виллис", оказалось, приехали четверо в кожаных куртках, дали команду: по территории не ходить, сидеть в землянках. Они переговорили с начальством, машину бросили, взяли двух наших разведчиков, чтобы они их до нейтральной зоны довели. Мы потом спрашивали разведчиков, те поначалу отнекивались, но потом рассказали, что довели их до этой зоны, а потом им приказали возвращаться обратно. Утром был разговор, мол, эти люди приходили оттуда и привели с собой двух японцев, видимо, офицеров, сели в свой "виллис" и уехали.
В 1947 году пришел приказ из Москвы, чтобы из нашей дивизии двести человек отправить в столицу в состав парадной дивизии, я попал туда. Нас всех поселили в Алабино под Москвой. Пехотные же части стояли в Лефортово в Москве. Потом нас в 1950 году отобрали 200-300 человек и перевели на службу в специальный отдел МВД. Службу проходили в Пушкино, оттуда я и демобилизовался.Интервью и лит.обработка: Ю.Трифонов
Стенограмма и лит.обработка: Д. Ильясова
